На распутье лежал чёрный камень. На нём сидел ободранный недружелюбный ворон. Перед камнем желтела куча человеческих костей, в которой зачем-то блестела пара золотых коронок.
— Читайте надпись, — сказал Ломас.
Действительно, я заметил высеченные на камне слова:
Нижняя надпись была зачёркнута мелом, а под ней белели дописанные косым почерком слова:
— Ваши соображения?
— Налево, — ответил я. — Коня у меня всё равно нет.
— Вот и видно, что вы не имели дело с сердобольскими нейросетями. У них довольно своеобразная логика. Если у вас нет коня, сеть может его из вас вычесть.
— И что получится?
— Хотите узнать?
— Нет.
— Тогда направо или прямо. В худшем случае вернётесь в начало, и будет следующая попытка.
— Если прямо, — сказал я, — получится похоже на мои профессиональные будни. Не хочется, чтобы моей памятью занимались сердоболы.
— Там вроде исправлено.
— Сердобольская версия счастья тоже не привлекает.
— Хотите направо?
— Не то чтобы хочу, но… Тут наверняка скрыта хитрость. Может быть, за встречу с Курпатовым следует отдать жизнь. Выбирать надо хитро.
— Давайте быстрее, — сказал Ломас. — Решайте.
Я пошёл по правой дороге. Вероятно, думал я, имеется в виду символическая смерть. Я помнил что-то такое про сказочные испытания.
Местность не баловала разнообразием. Через каждую сотню метров из пшеницы торчало пугало, одетое в точности как я. Смотреть на них не хотелось: горизонтальные палки рук подразумевали невидимый крест. Впрочем, я не был уверен, что дизайнеры симуляции действительно имели это в виду — распятые в пустоте куклы могли служить просто маркерами дистанции.
Дорога медленно заворачивала вместе с кромкой леса. Пшеничное поле колосилось насколько хватало глаз — и у меня забрезжила догадка, что вдоль линии хлебов можно шагать всю жизнь.
Но вскоре я заметил тревожные знаки. Пшеница во многих местах была примята, сломана или вырвана с корнем. На дороге стали появляться кучи странного зелёного помёта. А потом я увидел впереди сразу несколько трупов, одетых в точности как я — в грубую сермягу. Разноцветные тюбики скраба из котомок, рассыпанные вокруг, казались поздними летними цветами.
Бедняги выглядели так, словно их расплющило молотом. Или, вернее, бифштексной отбивалкой — заметны были вдавленные в плоть следы каких-то выступов.
Тела были в разной степени разложения, так что смерть поймала их поодиночке. Значит, опасным было само это ме…
Я не успел додумать. Между деревьями мелькнула тёмная тень. Я поднял голову — и увидел в воздухе огромную зелёную жабу с шипастым наростом на животе. Жаба взвилась над дорогой в тяжком прыжке и падала прямо на меня.
Я побежал, а потом был удар, хруст и короткая, но очень яркая боль.
Я пришёл в себя в том же месте, где начинал путь — на дороге перед камнем.
— Вторая попытка, — сказал Ломас. — С нами уже работают сетевики, они помогут. Идите к камню.
Надпись на камне изменилась. Теперь она выглядела странно.
Первые два слова в каждом ряду были по-прежнему высечены в камне. То, что шло после тире, было напечатано на каких-то несолидных наклейках, прилепленных поверх надписи.
— Что это за пропп? — спросил я. — Может, prompt?
— Нет, — ответил Ломас. — Именно Пропп. Автор «Морфологии Волшебной Сказки». Мы приподняли симуляцию, глядим прямо на код… Так, ясно. Пойдёте направо — надо опять сражаться со Зверем. Зверь будет другой, они ротируются. Но шансов на победу нет. Пойдёте налево — придётся переплыть кислотную реку. Она рассчитана так, чтобы полностью растворить коня. У вас самого в случае конной переправы пострадают только ноги, но после возврата на исходную позицию придётся ехать на тележке. А если пойти туда без коня… мы с вами угадали, Маркус.
— А прямо? — спросил я.
— Решать волшебную загадку.
— Попробуем?
— Я тоже так думаю, — ответил Ломас. — Сеть поможет.
Я пошёл вперёд.
Дорога нырнула в лес, и кроны деревьев скрыли наконец давящую небесную синеву. Лес становился всё темнее и гуще, а потом я услышал впереди хулиганский свист. Звук его не сулил ничего хорошего.
У дороги стоял высокий разлапистый дуб, и я понял, что уже добрался до места. Догадаться было несложно.
На древесной развилке метрах в трёх над землёй сидел восточного вида мужичок с узкой и длинной каштановой бородой. На нём был зелёный колпак с меховой оторочкой, похожий на полевую версию шапки Мономаха, зелёные сафьяновые сапожки, зелёный же кафтан с золотыми галунами — и бледно-салатовые штаны. Этот наряд почти сливался с кроной, так что я вряд ли заметил бы его среди листвы, если бы не тревожащий душу посвист.
— Соловей-Разбойник, — неслышно прокомментировал Ломас. — Сеть подсказывает, наряд воссоздан по рисунку Билибина, дай вам бог здоровья, если знаете, кто это такой. Видимо, магическую загадку будет задавать именно Соловей.
— Петух-разбойник был бы актуальнее, — ответил я.