Круть (с разделением на главы)

Я поглядел на стакан с коньяком в своей руке, потом на проекцию, висящую над столом в кабинете Ломаса. Понятно. Начальство ничего не делает зря.

— Астероид сейчас примерно на орбите Марса, — сказал Ломас. — Скорость — около ста километров в секунду. Если не остановим коррекцию его орбиты, он будет здесь через месяц-два.

— Кто про это знает?

— Только мы и сердобольская верхушка. Гражданских лиц извещать не будем. Независимо от таера. Начнётся паника, которая усугубит проблему.

Я кивнул, не отрывая взгляда от станции.

На её торце раскрылось сопло, похожее формой на диковинный цветок с шестью лепестками. Но я не успел на него полюбоваться — изображение над столом сменилось.

Я увидел белокаменную стену московского Кремля и стоящий перед ней розовый мавзолей.

На его трибуне была главная сердобольская троица. Люди в серых плащах, тёмных картузах и непроницаемых очках: зеркальники низшего руководства. Известно было, что один из них — Шкуро. Второй, вероятно, министр ветрогенезиса генерал Курпатов. Третьим номинально должен был быть генерал Судоплатонов, но все знали, что банку с его мозгом разбили в лондонском мозгохранилище при уборке помещения, как издевательски сообщила сердоболам «TRANSHUMANISM INC.»

Впрочем, такие же слухи ходили и про Шкуро. Официально, однако, оба были живы — но Шкуро всё-таки считался значительно живее Судоплатонова. Могло быть и так, что слухи об их смерти распускали придворные шаманы, пытаясь отвести чёрный глаз, порчу и прочее вражеское колдовство. С сердобольской элитой ничего и никогда нельзя было сказать наверняка.

Я услышал льющуюся с мавзолея речь:

— Сегодня мы приводим в действие могучее оружие Отечества. Не для того, чтобы решать какие-то узкие национальные задачи. Сегодня мы защищаем всю цивилизацию, всё человечество, всю жизнь доброй воли от поднявшей голову древней угрозы — и с этой целью самоотверженно наносим удар из космоса по собственной планете!

— Это трансляция? — спросил я. — Они там правда на трибуне?

— Нет, — сказал Ломас. — Это тест-прогон новостного блока. Покажут вечером, если всё получится. То, что якобы происходит прямо сейчас. На самом деле на трибуне никого нет. Просто площадь оцепили, и оркестр играет.

Над площадью загремела бравурная музыка. Я увидел неправдоподобно чёткий строй конников, солнце блеснуло на жёлтых трубах — и камера повернулась к экрану напротив мавзолея.

— Экран тоже настоящий? — спросил я.

— Нет, — ответил Ломас. — Только оркестр. Но экран выглядел убедительно.

Мелькнула висящая в космосе станция «Bernie» (её показывали недолго и с такого угла, чтобы не видны были англоязычные надписи). Затем проплыл космический рефлектор, похожий на парус огромной яхты. А потом я увидел стоящий в степи бронепоезд.

«Товарищ Гейзер».

Это была длинная гусеница, обшитая со всех сторон серо-зелёной броней. Я знал, что бронированные вагоны забиты разлоченными азиатскими крэпофонами когнитивностью в три мегатюринга.

На их базе сердоболы собрали боевой искусственный интеллект, управляющий станцией «Bernie» и, по слухам, Кобальтовым Гейзером тоже. Так думали потому, что в перехваченных сердобольских коммуникациях этот интеллект называли «Товарищ Гейзер».

Над одним из вагонов поезда раскрылась параболическая антенна.

— Обратный отсчёт начался, — пронесся над площадью торжественный голос. — Двадцать! Девятнадцать!

Ломас сменил проекцию над столом. Теперь я видел одновременно станцию «Bernie», астероид 97591 «Ахилл» с ледяным выхлопом над конусом вулкана, и ветроколонию № 72 в синей утренней дымке. С высоты было видно, что все велорамы заняты зэками. В колонии крутили всерьёз.

— Станцию снимают со спутника, — сказал Ломас. — Колонию с дрона.

— А астероид?

— Его ведут телескопы. Изображение в основном строит нейросеть, он слишком мелкий для деталей. То, что мы видим, случилось там двенадцать минут назад. Марс далеко даже для света.

— Десять! Девять!

— Они попадут? — спросил я.

— Думаю, да, — ответил Ломас. — Точность там приличная.

— А куда они бьют? По водоколлектору?

Или по Кукеру?

— Сейчас узнаем.

Адмирал выглядел совершенно спокойным.

— Три! — считал диктор. — Два! Один! Выстрел!

Станцию «Bernie» скрыла вспышка света. Она исчезла — видимо, что-то отключилось в наблюдательной оптике. Я успел увидеть узкий луч синего огня, прыгнувший от орбитального цветка к земле.

Зато удар по колонии был виден отлично. Над ней начал расти протуберанец серо-коричневого праха.

Скоро я понял, что он выглядит странно. Это был не просто взрыв. Увеличиваясь, столб праха не превращался в гриб, как бывает при сильной детонации, а закручивался вихрем. За несколько минут вихрь сделался так огромен, что стал казаться неподвижным.

Вдруг я увидел, как на астероиде что-то сине сверкнуло, и картинка с ним тоже погасла. Видимо, помеха была сильной.

— Что происходит? — спросил я. — Они добили до астероида?

Ломас остановил меня жестом — он получал информацию. Его лицо перекосилось.