— Я рабочий и другие здесь рабочие… Мы не можем дальше убивать здешних рабочих и крестьян.
— Тогда иди к солдатам и предупреди их, чтобы не стреляли в наших.
Николай выждал, пока часовой сбегал в два дома и, ухватившись за подоконник, заглянул в окно. На столе лежали два револьвера в кобурах и кавалерийские винтовки. Спружинив руками, он поднялся и одним взмахом смел все оружие вниз. С коек вскочили офицеры в нижнем белье, но он уже спрыгнул на землю и, отцепив от пояса бомбу, бросил ее в окно. Николай еще не успел отбежать на середину улицы, как оглушительный треск пронесся над селом и густо полетел в спящие поля. Воздухом его бросило к земле, и скачущий по улицам взвод осадил коней.
Из двух соседних домов валили чехи. Бросая оружие, они бежали навстречу кавалерии.
Николай поднялся, когда партизаны мирно беседовали с пленными. Черноусый чех с морщинистым липом любовно осмотрел его крупную фигуру и спросил:
— Вы командир Потылицын есть?
— Да… А что? — слабо улыбнулся Николай.
— Видал вашу фотографию в газетах, — ответил пленный.
Чехи вывели коней, и два взвода двинулись к синеющим таежным хребтам.
Трое суток плот качало на мощных волнах Енисея. Разведчики на остановках запасались топливом и плыли дальше. На четвертый день вечером, смешавшись с колоннами других плотов, они подъехали к железнодорожному мосту. Холодный воздух пронизывал тело, и Лиза отогревалась около постоянно курившего очага.
По общему правилу, плот причалил выше моста, где проверялись документы всех проезжающих.
— А что же покажем мы? — забеспокоилась Лиза.
Чеканов зашвыркал носом и, оглянувшись на проволочные заграждения, возвышающиеся на краю моста, тихо ответил:
— Я пойду с ними разговаривать, а вы следите… Если побегу, то не моргай и вы… А сбор в городе около старого собора… Удирайте вот по этому логу… Здесь лес и ямуринник.
Три пары глаз сосредоточились на низкой фигуре наборщика, теряющегося в толпе сплавщиков. Выйдя на насыпь, он стал было в очередь, но быстро пробрался вперед и, показав солдату какие-то документы, отступил.
На плоту ждали, стиснув зубы, ощупывая карманы.
— Влип, — шепнул пулеметчик и взялся за наган.
Лиза развернула узелок, из бумажного пакетика достала два порошка.
— Это цианистый калий, товарищи, — сказала она. — Если попадемся и будут издеваться, то лучшее средство — проглотить яд.
Но Чеканов протянул руку к часовому и быстро пошел к плоту.
— Пропустили? — еще издали крикнула Лиза.
По бледному лицу Чеканова все догадались, что его все же что-то тревожит.
— Пропустили-то пропустили, но отчаливай скорее, — заторопил он. — Может, успеем продать лес, а деньги нам не липшие. — И когда плот вынырнул из-под моста, наборщик оглянулся на спутников и вполголоса сказал: — Шкура-то эта здесь и уже в офицерской форме.
— Кто, кто? — подскочила Лиза.
— А этот Плетунов-то.
— Ну?!
— Вот и ну… Смотри, вон шагает… Значит, нам надо на другую сторону держать.
Корякин впился глазами в фигуру идущего по берегу военного и заработал роньжей. Плот тянуло вниз быстрым течением, и только через полтора километра таежникам удалось причалить к песчаной косе.
Из-за нависающего над рекой мрака другой стороны берега было не видно. В городе вспыхнули огни электрического света. И в это же время заработал мотор катера.
— Едут! — крикнул Чеканов, заматывая причал.
Он подобрал полы длинной изношенной шинели и первый бросился в кусты. Катер приближался, но разведчики уже смешались на пароме с большим движением базарщиков и, забравшись в каюту, плыли к берегу.
— Шелестов должен быть в слободе, но нам всем заваливаться к нему нет резону, — шептал Чеканов товарищам. — Мы с Юзей окопаемся, стало быть, у Нифантьева, а вы костыляйте туда… Ежели все будет ладно, то часов в двенадцать и мы приползем.
Лиза не видела города больше года и как ни напрягала усилия, не могла удержаться, чтобы не оглядываться на поток офицеров с расфранченными дамами. Эта публика неслась на пролетках в загородные рестораны и театры, где гремели оркестры духовой музыки. В мужской рубахе и шароварах здесь она чувствовала себя плохо. Вот за углом мелькнуло здание учительской семинарии. Вот из парадного крыльца повалила со смехом и разговорами молодежь, вернувшаяся с каникул. И от нахлынувших воспоминаний сердце застучало чаще. Ведь еще через год и она кончила бы эту семинарию. Но Лиза не жалела. Толпа студентов шла им наперерез. Среди них выделялись новенькие юнкерские мундиры, звенели шпоры. И это подавляло, мешало двигаться за размашисто шагающим Корякиным.
«А вдруг узнают», — думала она, отворачивая на теневую сторону. По голосам узнавала многих сокурсников и для себя отметила, что в мундиры облеклись самые неспособные к учебе, случайно попавшие в эту школу.
Завернув в крайнюю улицу, Корякин огляделся и шепотом спросил:
— Через вокзал или полем пойдем?
— Лучше полем, — вздрогнула Лиза.