Крутые перевалы

— Я говорю не в первый раз… И по моим расчетам все шло нормально… Но материалов нет, и некоторая публика начала пошаливать.

— Распутица эта и перевозка машин малость подвели нас, — чесал живот Никулин. — А тес есть в лесу… Только и ребята разбаловались… Надо бы как-то облагоразумить… В винишко некоторые вдарились…

— Вот именно, — вторил Горлинский… — Вчера две бригады работали в половинном составе… Я не знаю, как будем бороться против этих попоек, когда из Рыбинского сюда кем-то доставляется спирт.

Пастиков посмотрел на Стефанию и по нахмуренному лицу понял, что она не одобряет его горячность.

— Мы забыли массовую работу, — подтвердила она словами.

— Совершенно верно, — ободрился инженер. — Пока у нас прогулы — явления еще единичного порядка, но нужно в самом начале срезать вредные ростки…

В разговорах они засиделись до позднего вечера, и Горлинский провожал Стефанию до квартиры, к дому, построенному около питомника. Поднимался ветер, и по Ширану с кипением неслись белокудрые волны.

— Вы не скучаете, Стефания Никандровна? — заговорил Горлинский, срывая вершинки белоголовника, еще кое-где уцелевшего около дороги.

— А разве вы скучаете?

Инженер проглотил вздох и откинул назад голову.

— Да… Немного… И понятно… Но думаю преодолеть хандру, чертовски много трудностей. А тут директор часто кипятится, не могу еще к нему приспособиться.

— Ничего, он парень великолепный, но издергался здорово. — Стефания легко поднялась на крыльцо, откуда крикнула:

— До свидания! Завтра помогайте воевать с пьянкой.

— Хорошо! — отозвался инженер.

* * *

Чекулак крутил в воздухе руками и, закинув к крыльцам несоразмерно большую голову, что-то пел на родном языке. Маленькое его тело изгибалось, как серый ремень. А рядом богатырски сложенный детина из плотничьей артели сидел около изгороди маральника и, взмахивая русым чубом, лихо отхватывал на гармошке. На оттаявшей земле широким кругом раскинулись рабочие. Посредине стояли бутылки спирта и туесы с аракой. Слушая этот неистовый разгул, маралы забивались в дальний угол поскотины и смотрели оттуда, поводя ушами.

Хватаясь за широкие рубахи двух плясавших парней, Никулин выкрикивал надорванным голосом:

— Ребятушки! Да очухайтесь, сукины вы дети! Ведь срок пропустим. А! Опрокину ваше зелье! И откуда таких нагнали? То ли дело у меня колхозники-то робили!

Старший плотник теребил бородку и кружился с выкаченными глазами, намереваясь прорваться в круг, но его тянули назад.

К майдану подъехала верхом Стефания. Ее большие глаза смеялись, а полные губы открывались красным колечком.

— А-а-а! — рванулось из круга.

— Слезь, тряхни за здоровье рабочего класса.

Один из плясунов, согнув опаленную солнцем шею, прошелся к ней вприсядку и остановился в насмешливой позе.

— Не трожь! — замахнулся на него Никулин.

Стефания усмехалась, но плечи ее вздрагивали. Она подошла ближе, круг раздвинулся.

— Товарищи! — голос ее сломался, но это только помогло. Пристыженные, захмелевшие глаза обратились в ее сторону.

— Товарищи! Советское государство доверило всем нам величайшее дело! — Стефания оправилась и взмахнула рукой! — И оно ждет, что мы с честью включим наше строительство в пятилетний план государства… От нас ждут подвигов, а мы пьянствуем. Кто привез сюда спирт?

Отяжелевшие головы повисли.

— Срамники! Бессовестные! — подпрыгивал Никулин, проворно топча ногами бутылки и туесы. — Сейчас же спать и завтра за дело!

Чекулак и Джебалдок топтались около и виновато лепетали:

— Нишиво, товарш… Маленько гулял-да… Псем улусом гулял… Маленько есть наш праздник, улегем-да… Баран резал, марал резал… Ай, шибко голова кружил русским водкам.

— И маралов не кормите… Стыдно вам, — качала головой Стефания.

— Завтра наша работай, товарш… Ой, шибко работай!..

А утром, когда солнце брызнуло огненными лучами на молодые зелени, Пастиков задержал рабочих около столовой. Он качнулся на мясорубном верстаке и, оглянув измятые лица совхозников, со злой насмешкой спросил:

— Ну, нагулялись или мало еще?

— Гуляли на свое.

Этот одинокий голос замер, как жужжание пролетевшей мухи.

— Я не говорю, что на чужое, Иван. Ну, а слово-то держать надо или нет? Какой уговор был у нас? Разве вы у какого-нибудь Дуроплясова работаете? У нас ржавеют под дождем части машин, оттягивается пуск фабрики… Это как, а? Да разве я не хочу гулять? И вот, ребята, было бы вам известно, что с сегодняшнего дня два шофера уволены за доставку спирта, а к пятнадцатому июля есть предложение закончить все наши планы. Ведь целую неделю мы проваландали…

Работники зашевелились, на лицах появилось оживление.

— Идет? — продолжал директор.

— Вестимо… Чего уж там! — гремел Никулин.

— Винимся и принимаемся за работу!

Голоса разнеслись по оживающему полю. Солнце поднялось над стрелкой Кутурчинского белогорья. По озеру, покрытому лиловым лаком, скользили лодки, отгоняя недотаявшие льдины. А на берегу Самоха с инженером и бригадой рыбаков любовно скатывали по соченым бревнам на воду новые катера.

* * *