Крутые перевалы

Сартыган и Парабилка сидели на пороге, дымя трубками. Анна гремела на столе посудой. В окно, рядом с развалившимся на лавке Пастиковым смотрела Стефания. В кути, все еще дико озираясь, чинила кожаные шаровары Василия остриженная как мальчик Вера. Аннина кофта и юбка Стефании были ей тесны. Вера еще не могла побороть пугливости, она недавно поднялась с постели. Крупное лицо девицы покрывали красные пятна. С ней старались как можно меньше разговаривать.

Пастиков расспрашивал камасинцев:

— Почему же ваши мало поймали маралов?

— Обутка не было… конь худой, люди потерял сила в тайге, — говорили старики. — Другой год больше будем поймать зверя. Маленько старшина хоронили, маленько гулял-да.

Анна накрыла стол и пригласила камасинцев чай пить. В квартиру зашла Стефания и позвала Веру.

— Садись за стол.

— Благодарю… Сытая, — застенчиво ответила таежница.

— Когда напьешься, тогда благодари, — сказал вошедший Василий.

Вера грустно улыбнулась, бегло взглянула на него.

— Хочу на рыбалке ее пристроить, — шевельнул бровями Кушненко. — Пойдешь?

— Мне все равно.

— О, такой невод шибко потянет, — усмехнулся Сартыган.

— Мы ее учиться отправим осенью, — заметила Стефания. — Пусть поправляется как следует и собирается.

Василий опустил глаза, почесал в бороде. Пастиков хитро спрятал улыбку.

— Это как он позволит, — кивнул директор на Кушненку.

— Мы и спрашивать не будем, — вступилась Анна. — Делов-то… Я вот расписаться не маракую, так много ли из этого толку-то.

Забрав ружье Пастикова, Василий ушел, переваливаясь, как будто у него болела спина.

В квартире стало жарко. Камасинцы, обтирая пот, допивали по шестой кружке, мусоля во рту сахар и сухари. Парабилка опрокинул кружку вверх дном и слезящимися глазами посмотрел на Пастикова.

— Как будем жить, начальника? — спросил он. — Алжибай умирал. Старшиной выбирал наша Сартыган. Надо камасинский народ поправлять хлебом… Беда голодал народ.

— Посылал нас за тобой. Надо ходить улус.

— Вот это дело, — усмехнулся директор. — Давно бы так надо.

Пастиков быстро собрался, хотел взять револьвер, но Сартыган сказал:

— Не надо брать маленькая ружья. Наша никого не тронь. Алжибай умирай — война кончал.

На озере рыбаки затягивали невод. Рассекая зеленоватые волны и громыхая мотором, катер набирал широту. На зазеленевшем берегу, среди рабочих, улыбались сородичам Чекулак и Джебалдок. Озеро покойно колыхалось, отражая солнечные лучи.

— Пойдемте со мной! — позвал директор молодых камасинцев.

До улуса их встретили две группы ребятишек. Черноголовые, загорелые мальчишки бросали камни в пенящуюся Сыгырду и, прислушиваясь к рокоту мотора, таращили удивленные глазенки.

— Надо учить писать бумаги и книжки читать, — указал на них Пастиков.

— Маленько надо, — согласился новый старшина.

— Во, во. Весной мы Джебалдока и Чекулака пошлем в город, а они потом будут учить наших ребят.

Сходка давно ожидала стариков и Пастикова на лужайке, около недавно сгоревшей юрты Алжибая.

— Кто ее поджег? — удивился Пастиков.

— Фанасей, — ответил Парабилка. — Сам тоже тут дох. Погорел. — Сартыган еще не успел передать сородичам разговор с Пастиковым об отпуске продуктов, как камасинцы начали спрашивать.

— Какую гумагу будем писать.?

— Это насчет чего? — не понял директор.

— Другой жизнь станем делать, — пояснил Парабилка. — Скажи, как делают артель?

Пастиков сел на обрубок и положил ладони на колени. Перед ним, бросая тени в реку, стояли высокие, почти отвесные горы, хозяевами которых были медведи, маралы и дикие козы. Он вспомнил крутые времена Рыбинского колхоза. Там было иное, чем здесь. Но Пастикова обрадовало, что и здесь, среди этого забытого племени знают слово, сделавшееся знаменьем времени — колхоз.

— Ваш белый люди шибко пугал камасинцев, — продолжал Парабилка. — Он говорил: «Хорова забирай, конь забирай, баба тоже забирай».

На лицах молодых камасинцев появились улыбки. Пастиков сдвинул брови и выплюнул окурок, который влетел за голенище Чекулаку.

— Это враги, нехорошие люди вам говорили. — Пастиков до пота разъяснял улусным принципы организации охотничьей артели и был удивлен, что на этот раз совсем не потребовался переводчик. Камасинцы одобрительно покачивали головами и, когда он кончил, Сартыган молча подал исписанный листок.

— Что это? — спросил Пастиков.

— Пятнадцать юрта пиши колхоз, — ответил старик. — Такой название наши камасинцы.

— А кто же писал? — едва разбирая каракули, недоумевал директор.

Камасинцы заулыбались, обратили взгляды в сторону застенчивого Джебалдока.

— Так ты грамотный? — спросил Пастиков.

— Меня маленько Додыш учил, — усмехнулся парень. — Мы тут много говорил колхозе, когда твоя езди в район.

— Ну и ребята! — Пастиков встал и одобрительно кивнул улусным. — Теперь нам надо правление избрать.

— Править будет Парабилка, Чекулак, да ишо Джебалдок, — ответил Сартыган. — Дай нам веревка, нитка, будем рыба ловить.

Пастиков и ребята вернулись в совхоз к окончанию работ. Чекулак разыскал Самоху и вместе они выбрали новый невод. Кутенин заботливо проверил наплава и грузила, осмотрел ячейки и сказал: