Крутые перевалы

— Вера! Вера! — всплескивала руками Стефания.

Пастиков с Севруновым и Самоха толкали плечами край котла и, изнемогая, кричали.

— Давай разом! — харчал Никулин.

Котел поднялся с глухим звоном, и Пастиков с ужасом в округлившихся глазах выдернул сильно ушибленную Веру. А дальше ее лежали трое рабочих, пришибленные выпуклым боком котла.

Кушненко и Анна подхватили Веру и отнесли на берег. Зверовод потерял очки и спотыкался о наваленную щепу.

— Ну, как? — добивался он у фельдшера, сухого высокого старика.

Инженер и рабочие стояли, опустив головы. От людей пахло потом и смолой лесов. С посинелых губ Веры сползла бороздка крови, а розовое лицо сразу посерело.

Фельдшер отнял трубку от груди пострадавшей и положил ей на лоб компресс.

— Пока не безнадежно, — сказал он, бросив короткий взгляд на качающегося Севрунова. — Только, кажется, будут… преждевременные роды… А в общем-то счастливо отделалась.

Вера судорожно поддернула ноги и тихо застонала. В это же время над озером и над собравшимися рабочими сорвался навзрыд сильный женский голос. Это не выдержала Анна, вперед всех почувствовавшая тяжкую утрату матери.

Василий стоял, опустив голову, как приговоренный к смерти.

* * *

Работы по прокладке тракта кончались. Но из края все еще не было извещения о кредитах. Консервная фабрика отняла силы от рыбалки, и совхоз не мог своевременно погашать быстро растущую задолженность. Наезжающие кредиторы угрожали, жаловались директивным организациям.

Пастиков метался сам и торопил других, выслушивал доклады рыбоведов, биохимиков, сам принимал лесоматериалы для будущих построек и часто выезжал в район, где воевал с учреждениями из-за продуктов.

Заботы по посеву пшеницы и овса, а также по обработке огородов взяла на себя Анна. Огороды разрабатывались на берегу озера, одна часть предназначалась для совхоза, другая — для улуса. Трактор вторую неделю громыхал над полем, расширяя черный загон.

Муж и жена встретились в квартире Стефании, где отлеживалась Вера. В этот день она встала с постели и, похудевшая, смотрела в окно на расцветающее поле.

— Петя! Ведь мы опоздаем с посадкой картофеля, — заторопила Анна. — Завтра по-старому троица и надо обязательно управиться с огородами в два дня.

— Какой я к черту директор, — вспылил он. — В луже скоро утону, а она с огородом.

Но Анна настояла. На шелестящую травами долину спускался первый жаркий вечер. Колыханием ветра приносило на поля запахи черемухи. Упругая поверхность Ширана и долина облеклись в свинчатый цвет. Черная кисть сумерек смешивала яркие краски вокруг зеленого городка.

А на роспаши грузно и ворчливо двинулись машины с семенами. За автобусами, сработавшимися бригадами, в одних нижних рубахах, с разговорами, с задором шагали люди. Они только что поужинали и усталость отгоняли шутками.

Самоха с Анной и Василий размеривали черное вспушенное поле. На камасинской стороне гремели берестяными корзинами. Гортанные звуки смеха долетали к городку.

Покачивая площадками и мерно отбивая моторами, машины ползли по рыхлому полю вслед за рассыпавшимися в широкую цепь фигурами.

— Пореже, пореже, ребятушки! — гремел голос Анны. — Глубоко-то не зарывайте, а то и напрок не вылезет.

— А ну, семян подвози! Эй, шоферы! — откликались из темноты. Работники прибывали. Все плотнее и гуще смыкались темные цепки людей. Машины беспрерывно подвозили семена. И когда поднялось солнце, точно вымытое душистыми росами тайги, Анна увидела хромавшего Пастикова.

— Петя! Глянь, что сегодня провернули, — ее темные глаза горели навстречу солнечным лучам. — Ты подумай! Осталась только капуста… Огурцы и те посадили.

Она взяла его под руку и увлекла следом за удаляющимися машинами, за работниками, спешившими к озеру, на ходу снимавшими рубахи.

— Ну и хорошо ты придумал… Да ты тоже не спал? Смотри, ровно из больницы вышел.

На заросшем лице директора скользнула улыбка. Не сопротивляясь, он шел под руку с женщиной-товарищем, гордый этим сознанием. Что-то покойно-уверенное было в этом наступающем дне, в окружающем поле ландшафте, в самом себе и в этих людях, бултыхающихся в лазоревых волнах озера.

Но из ворот фабрики вышел Горлинский, и в голове Пастикова снова перехлестнулись тысячи мыслей. Инженер взмахнул испачканными руками и крикнул:

— Топлива, топлива, Петр Афанасьевич!.. Даем пробный ход двигателю. Скоро дадим свет.

Пастиков запнулся и поддержался за плечо Анны.

— Пробный ход? Свет!

Он смотрел в голубые, слипающиеся от копоти глаза технического руководителя.

— Да… Пробный… На днях попробуем немного замариновать рыбы, — продолжал Горлинский. — Я уже привожу погреба и посуду в стерильный вид… Водопровод тоже закончен… Эге, как вы уездились! Идите-ка лучше в постель. Государство не может дешево расходовать таких… Ведите-ка его, Анна Ивановна.

— Оставьте, надо за дровами наряжать! — отмахнулся директор. — Когда же это заграничное оборудование придет?

Инженер дернул плечами.

* * *