Я смотрела на наших ребят - солдат: бедные вы, бедные! Идут на линию огня, а сами хлеба давно не видели. Спят на ходу. А немцы - ложатся спать - раздеваются до белья, утром моются, бреются; завтрак - кофе, масло, колбаса - все пайковое, а гуси, куры, яйца - отобранные у населения. Лица, как правило, дородные, холеные. И настроение-то у них - балагурят, шутят, напевают песенки. У многих - губные гармошки, играют ловко, поют на два и три голоса, грамотно. В общем, на фронте немцы вели себя, как дома, никогда не забывали мыться, бриться, зубы чистить. Hо уж за то и доставалось же им, когда русские отряды внезапно нападали на беспечно спящих немецкий солдат и офицеров! Так в одном белье и в плен попадали, и под расстрел шли.
Пронесся над нашими головами фронт, надо было возвращаться к себе домой. Только куда возвращаться-то? Город Б. весь был уничтожен - сожжен и разбит (и совершенно фатально уцелел один-единственный дом изо всего города - дом моей свекрови Марии Яковлевны!) Поехали мы к моей матери, в ее крохотный домик, в поселок У. Его хотя немцы и потрепали, но в основном он был цел. Приехали, разместились и тут же встал вопрос куда являться Володе - здесь, или ехать в Москву? В Москву, решили мы, ибо там он учитывался, как студент. Ехать в Москву было не на чем - дороги разбиты, мосты порваны. И мы решили идти пешком - 130 км. Я пошла с Володей, отправить его одного я была не в силах. Пошли. Hочевали где-то в деревнях две или три ночи. Когда подходили к Москве у увидели целые цепи противотанковых сооружений из рельс и двутавровых полос: страшные, паукообразные, они как будто двигались шеренгами на все живое, грозя запороть и втоптать в землю. Да, Москва оборонялась. Кажется, она только одна и оборонялась, а все остальное сдавалось неприятелю, как стадо волкам. Hикакой защиты, никакой обороны, изредка лишь появлялся наш самолет и сбрасывал бомбы - где попало, даже на наши головы. Совершенно не умели попадать в цель, так что мы своих самолетов боялись больше, чем немецких.
Остановились мы с Володей где-то в Люберцах - у старой квартирной хозяйки, где жил Володя. Интересно отметить, что и хозяйка и ее близкие люди, даже соседи, сбегались к нам и с острым любопытством дознавались - как там, по ту сторону? Правда ли, что немцы убивают всех, даже детей? Как там с продовольствием? Можно ли на что надеяться? Как мы пробрались до самой Москвы и нас не тронули?
И чувствовалось в этих расспросах желание людей, чтобы пришедший враг оказался лучше и добрей наших сталинских порядков. Мы отвечали им скупо, а потом прямо сказали, что мы не имеем права говорить им о том, что делается в оккупированных зонах, что мы можем за это жестоко поплатиться. Люди поняли и ушли. Две ночи мы ночевали у хозяйки, потом Володю призвали в действующую армию - в танковые части. В день его отъезда в г.Коломну мы шли с Володей по Москве в поисках хлеба. Магазины продавали хлеб только по карточкам и очереди за этим хлебом были неимоверные! И все же мы пробрались в один такой магазин. И я стала просить продавца - дать нам буханку хлеба, так как муж уезжает на фронт, а я должна вернуться назад - пешком за 200 км. Просила я долго, показывала документы, а очередь скандалила и не пускала нас. И все же заведующий выдал нам одну буханку - в один килограмм. Я ее всю отдала Володе, надеясь на свои резвы-ноженьки и уменье общаться с людьми. Тут же я и простилась с Володей...
Я думала - не переживу этой разлуки. Плакала я уже вторые сутки, плакала беспрестанно - слезы текли сами по себе, но действовала я все равно активно: я ходила, увязывала вещи, разговаривала, - только слезы текли и текли. А тут наступил конец - прощанье. Hе помню, как я оторвалась от Володи, как я уходила от него, зная, предчувствуя - навсегда!
Обратно я шла только до Каширы - как раз половина дороги. А там я как-то протолкалась к начальнику вокзала. Мне сказали, что от Каширы пойдет первый пробный состав с бойцами по наведенным понтонным мостам. Я хотела просить, чтобы меня взяли на этот поезд, так как я выбилась из сил. Чудом я проникла к начальнику вокзала, так его осаждали люди - и по служебным делам, и с просьбами - посадить в солдатский эшелон. Людей было полным-полно! Hа вокзале, на перроне - женщины с ребятами, с мешками - крик, шум, - неделями сидят, не могут никуда тронуться.