Кружение дней

— Леш, спасибо тебе за то, что так ею дорожишь, — тихо говорит Антон, — Но, поверь мне, я никогда не хотел ей сделать больно и ранить: ни тогда, ни сейчас. Даже если я дурак, нет у меня никого важнее и дороже нее из женщин.

Грачев отступает на шаг, скрещивает руки на груди и произносит:

— Если она опять будет страдать, я лично вот этими руками удушу тебя! И это не фигура речи, Богор!

Открывает двери и заходит в свой класс со словами:

— А теперь на камеру! Будем разбирать!

Антон так и остается стоять у стены. Внутри кружится вьюга чувств, ни одно из которых нельзя назвать приятным.

Первым порывом было рвануть вверх и затеять разговор по поводу узнанного. Он даже сделал несколько шагов, в итоге остановился и снова прижался к стене. Срок годности любых разговоров на эту тему истек так давно, что сам разговор стал не просто бессмысленным, но даже вредным. Она как-то заживила рану своей потери и бередить ее лишь потому, что его рана свежа, было бы просто жестоким.

В итоге, простояв минут пять, Богоров озаряется улыбкой, кажется, до носков ботинок и кончиков волос и через три ступеньки забегает на этаж административных помещений.

Распахивает дверь в кабинет Екатерины и с порога заявляет:

— Девушка, как вы относитесь к свиданиям в необычных местах?

— Когда-то давно, когда еще ходила на свидания, относилась с любопытством, — отбрасывая лезущую в глаза челку, улыбается женщина.

— Тогда собирайся! — и он подает ей пальто.

Совсем рядом с его домом гора и прокат ватрушек, на одной из которых они несутся вниз, подметая полами дорогих пальто снег, что тут же намерзает ледяной коркой, портя ткань. Но кто об этом сейчас думает! Когда она крепко держится за его шею и зажмуривает глаза:

— Не зажмуривайся, так еще страшнее! — смеется он ей в щеку. Лучше кричи.

На очередном ухабчике она и правда вскрикивает.

А потом он зовет ее в гости. Она отказывается, потому что — это дом его семьи, а не их квартира. А он снова зовет и обещает, что просто напоит ее, замерзшую на горке, чаем. Только чай и светская беседа.

В итоге получается чай, разговоры и долгие поцелуи. Настоящее свидание из юности, которое, вроде, ничем серьезным не заканчивается, но помнится дольше любой постели — за нежные взгляды, долгие диалоги, теплую ласку.

В конце концов от адреналинового шторма покатушек, горячего чая, тихой музыки и покоя, Катя совершенно расслабляется, положив голову на мужское плечо, а Антон, поглаживая ее волосы, размышляет: “С любовью у нас все легко и просто, Екатерина Андреевна! Как бы нам еще и доверия чуть-чуть накапать в отношения? Чтоб не хотелось думать и решать за двоих в одиночку?”

Музыка плачет чем-то совсем нежным, полным чистоты и обещания бесконечности:

— С весной тебя, любимая! — улыбается Антон.

И, обняв его крепче, женщина соглашается:

— С весной нас!

Первая неделя марта к вечеру наползает снежными тучами, но так ли это важно, если у вас еще целых двадцать минут до продолжения бега по дню?

Дети пальцами на песке рисуют лето

Когда я вернусь домой,

Закончив свою войну,

Оставив свои следы и слова.

Когда я вернусь домой,

Растратив свою весну,

Ты сможешь меня простить и понять.

Ты будешь моей душой

И тайной красивых снов.

Ты будешь всегда со мной.

Ты просто моя любовь.

В объятьях твоих тону,

И в венах не стынет кровь.

Я верю в тебя одну -

Любовь.

«УмаТурман»

Парковка “Зари” забита детьми, родителями, домашними питомцами. Одни уезжают на летние сборы, другие — провожают. Антон наставляет Машку, помогает ей с вещами, но почему-то все время, по ощущениям Екатерины, крутится вокруг нее, то и дело подшучивая, прикасаясь, вроде случайно, но настойчиво. В конце концов, когда он оказывается снова почти вплотную, женщина негромко выговаривает:

— Богоров! Я тебя выставлю сейчас, чтобы ты не мешал мне работать!

— Я этого не переживу! — страстно выдыхает ей в самое ухо Антон Владимирович и разворачивается к дочери с очередной порцией указаний.

Официально их отношения никак не названы и, очевидно, не узаконены. Тоша все еще чужой муж. Единственный раз он сказал о разводе в ту первую посленовогоднюю встречу. Потом не упоминал, а она и не спрашивала. Каникулы Маша проводила с папой и мамой на курорте. Единственным отличием от нового года стало то, что теперь номер Катерины у Антона Владимировича был, и они обменивались новостями. Ничего особенного. Пару раз еще он зазывал ее в гости. Чай пили втроем с Машей. Девочка не удивлялась, но и они, естественно, не объясняли ребенку ничего лишнего, тем более не позволяли себе вольностей.

Антон обнимал дочь у автобуса, а та выкручивалась и требовала уже отпустить ее к друзьям в салон:

— Да что за женщины у меня, — досадует Богоров, — даже обнимать и то не разрешают!