Кружение дней

Завтра всё будет добрым

Лица и солнца свет.

И наш кораблик ходом полным -

Вверх по течению лет.

Обними меня покрепче

И усни спокойно на моей груди,

И пусть никто не знает, что там впереди.

Если можно, я с тобой навечно.

«УмаТурман»

— Какого хрена ты тут вытворяешь?!

Если вы считаете танцоров хлюпиками, попробуйте хоть раз нечаянно попасть им под горячую руку. Богоров сейчас притиснут к стене именно такой рукой. Главный хореограф “Зари” прижимает его локтем и одновременно заглядывает в собственный класс, командуя:

— Повторять комбинацию, пока я не вернусь, — после чего закрывает аккуратно дверь и наваливается изо всех сил на Антона.

— Грач, я не готов к столь страстным объятиям, — пробует пошутить Богоров, но шутка не находит поддержки.

У Грачева совершенно не беззаботное настроение. Он, очевидно, зол. И зол именно на Антона Владимировича:

— Богор, на черта ты тут крутишься? Что ты ей душу бередишь?! — шипит хореограф.

— Слушай, тебе-то какое дело? — морщится Антон, которого перестала забавлять вся эта ситуация, — Как тебя касается, чем занимаются двое взрослых людей? Ты ей вроде не муж, не отец и не брат, если ничего не поменялось. Обойдемся без тебя!

— В прошлый раз не обошлись, однако, — буквально выплевывает Грачев, — ни без меня, ни без Сереги Петрова, ни без девчонок! Может, ты тут был, когда она не спала, не ела, болела?! Тут были мы! Мы следили, чтобы она прожила без тебя, выздоровела от тебя! Но ты — как хренов грипп! Вернулся, мутировав?!

Антон пытается выбраться из-под прижавшего его тела Грачева. Безуспешно.

— Лех, я, конечно, не против пафоса и преувеличений, но ты не завирайся. Она сияла весь сезон и с экранов не сходила. Когда она успевала при этом так жутко страдать?

Богоров до сих пор помнил, как ревниво и горько смотрел каждый старт, надеясь, что заметит хоть малейшую боль или грусть по его отсутствию. Но Екатерина была королевой. Казалось, с его уходом она еще больше расцвела. Добавилось какой-то плавности, еще больше царственности. И меньше всего прогнавшая его женщина выглядела болеющей или хотя бы потерянной.

— Естественно, женщина, которая теряет ребенка, а потом расстается с мужчиной, не выдержавшим первой же трудности, всегда сияет и радуется жизни как не в себе, — горько и ядовито комментирует Грачев.

Лицо Богорова меняется. Непереводимая гамма эмоций пробегает по нему и застывает маской непонимания, недоверия и жестокой грусти. Но стоящий напротив него мужчина трактует это выражение на свой лад и, качая головой, говорит:

— Все я знаю, Антошечка! Кто ее по врачам возил, думаешь, пока ты на сборах развлекался и шариками размахивал с детьми?! Еще тогда надо было тебе все высказать, — кривится Алексей.

— Что ж ты не высказал-то? — тихо и совершенно потухше отвечает Богоров. А про себя думает: “То у тебя, Леша, бомбит от всякой фигни, а то молчишь по поводу действительно важного!”

Он больше не пытается оторваться от стены, к которой его прижали. Воспоминание наплывает ярким светом катка в Подмосковного спорткомплекса.

— Антон Владимирович, мне неудобно выходить в эту точку, — медовые глаза Кузнецовой смотрят вопросительно, — может, можно как-то поменять переход?

— Сейчас подумаем, Ань, — он разворачивается к Кате и видит ее задумчивый и какой-то потерянный взгляд.

Аня отъезжает от тренерского места, и Антон тихонько склоняется к уху женщины:

— Все хорошо?

Катерина вздрагивает, переводит глаза на него, как-то непонятно улыбается и отвечает:

— Да, конечно. Наверное, просто устала.

Он кладет свою руку на ее ладонь, которую она почти сразу вытаскивает и берется за пометки. И значит это для Антона только одно: когда он вернется к отбою в их комнату, расшугав, наконец, детей по кроватям, Катя будет спать. Или притворяться спящей. У них, как нарочно, совершенно не получается поговорить. А ему важно услышать то, о чем она упорно молчит.

Не услышал. И его время вышло.