Кружение дней

Странная смесь вкусов: холодный бальзам у самой кожи, поверх розовая химозная клубника, которая приправлена солью непонятных ему слез. И все это такое необходимое и такое родное, что невозможно оторваться.

— Давай, бросим твою работу и сбежим! — бормочет он ей на ухо, — Она тебя обижает и заставляет плакать!

Катя только смеётся этим глупостям, щекочущим ее слишком близкими губами.

— Куда мы сбежим? — удивляется она, — У меня парикмахер через час, в семь лёд, а до этого вагон работы бумажной!

— В баню парикмахера! К черту бумажки! К семи я тебя верну на твой обожаемый лёд!

Он уже накидывает на женские плечи пальто и чуть ли не выталкивает в сторону дверей.

— Да меня потеряют! — слабо отбивается она.

Антон протягивает ее сотовый, лежавший на столе, и почти требует:

— Напиши в чат, что у тебя срочная и неотложная встреча! У тебя реально неотложная встреча! Я сдохну, если ты мне откажешь сейчас! И твоей ученице придется искать нового провожатого на тренировки! Перспективной ученице!

Нет ничего слаще начала любви. Когда каждый взгляд, каждое прикосновение, каждая совместная глупость — часть большого счастья. Если по "Заре" они ещё шли просто знакомыми на пионерском расстоянии, то сразу за дверями Антон подхватил свою женщину за талию и притянул как можно ближе, а на парковке эта безумная парочка целовалась у его машины, словно им по семнадцать. Чудо, что никто не застал. И огромный букет, брошенный ей на колени с заднего сидения авто, все то же сладкое начало, окрашенное в акварельно-романтические тона.

И даже то, как он треплет ее в кровати за волосы и шутливо ворчит:

— И зачем тебе эта парикмахерская?! У тебя такие замечательные волосы! Не стригись!

Даже это — начало нежной игры в любовь.

Катя трётся щекой о мужскую грудь и негромко отвечает:

— Хорошо! Пока мы вместе.

— Значит — всегда, — довольно констатирует Антон, — я с юристами разговаривал. Через неделю начнут процедуру развода.

Нагая женщина, прижимающаяся к его боку, в ответ молчит. И непонятно, то ли рада и одобряет, то ли напугана и недовольна, то ли ей совсем это неинтересно. Угораздило же полюбить этот “черный ящик”!

****

— Тошк, ну как я на работу притащу этот разврат?! — Катерина выразительно смотрит на неприлично огромный букет из смеси самых разных цветов.

— Скажешь, поклонник подарил, — не допускает возражений Антон, — к тому же — это правда!

Так она и оказалась с гигантским букетом в "Заре". Богоров галантно пропустил ее во все двери и умчался встречать дочь с тренировки, а Екатерина с цветами, скрывающими половину обзора, двигалась к кабинету.

— Ты соображаешь, что творишь? — голос Вадика Хрусталева неприятно стукнулся в ее летящее настроение.

— Несу цветы в кабинет, — улыбаясь, ответила Екатерина.

— Я не об этом!

Она безуспешно пытается нащупать в сумке ключ, пока Вадим не забирает цветы, чтобы освободить обе руки для поисков.

В комнате деловитый хозяйственник небрежно швыряет букет на стол тренера и повторяет:

— Кать, ты соображаешь, что творишь?

— О чем ты, Вадик? — искренне недоумевает блондинка.

— Вот об этом, — он кивает на цветы, — и вот об этом!

В открытом чате ее сообщение о неотложной встрече.

— И ещё об одном нашем сотруднике бывшем, с которым ты целуешься по парковкам! Ну, ты ж давно уже не девочка, Катя! Хоть как-то последствия учитывай!

— Точно, Вадим Михайлович, — напоминание о возрасте ранит, — я не девочка, я даже бабушка уже не первый год! Я без советчиков разберусь с личной жизнью и поцелуями в ней! Тебя это не касается!

— Касается! Ты помнишь сколько людей от тебя зависят только в этом здании?! — взрывается администратор, — им всем ты нужна здоровая, живая и в психически сохранная. Я, в отличие от тебя, помню, чем в прошлый раз закончился твой роман с этим… хореографом.

— Ты так говоришь, будто я руки на себя после его ухода пыталась наложить, — поморщилась женщина.

— Нет! Что ты! Ничего такого! — эмоционально ехидничал Хрусталев, — А сердечный приступ, вот ровно тут же, и скорая по твою душу с реанимобилем под окном, так это был флешмоб такой, да, Екатерина Андреевна?!

— Тебе напомнить, что это был за год?! Это был олимпийский год! — Мейер включила режим “танк”, — Погугли спортивную историю и узнай, сколько тренеров после олимпиад сходят с дистанции! С нашей-то федерацией, которая любого в гроб загонит! В их проблемах тоже Богоров виноват?!

Хрусталев бессильно машет рукой:

— Чем только каждый раз тебя берет этот сопляк?!

Мужчина разворачивается и выходит из кабинета тренера.

— Умеет Вадим Михайлович нагадить в душу, — тихонько сообщает букету Катерина. И нежно проводит пальцами по лепестку едва распустившегося розового бутона.

Беда в том, что ушлый хозяйственник прав куда как больше, чем хочется признавать. И в этот раз легче не будет, когда все опять пойдет наперекосяк. “Ну так что ж… не жить теперь что ли?”— возмущенно отмахивается от собственных черных мыслей тренер.

Завтра всё будет просто