Кружева лабиринта

– Это точно, друзей много не бывает, – посмеялся отец.

Тем же вечером мистер Митч летал за отцом проворностью крылатой феи, занося несчетное количество коробок и пакетов с обновленной посудой и одеждой в гостиную. Я приглядела себе просторную комнату из трех возможных на втором этаже, в мансарде, выходящей на восток. Из большого окна комнаты, увешенного короткой тюлью, виднелись дворы соседних домов, в одном из которых проживал Клерк Митч с семьей, а прямо за ними, под сенью высоких каштанов, одетых в золотые шапки листвы, затаился до жути мрачный особняк. Его чёрная черепица возвышалась над двухэтажными домами и оставляла на душе пустой осадок съедающей тоски. Рассматривая его, я передернулась от мысли, что там слоняются злые духи, невиданные призраки или несчастные люди – скорее всего, бродяги, поскольку, не взирая на целостность фасада, выглядел он заброшенным – и начинала понимать, что для былых хозяев послужило поводом выставить наш дом на продажу.

Выходные были потрачены на благоустройство пустых комнат и расстановку мебели, которой нас обеспечил магазин-склад Дивного Фрэнка, расхваленный мистером Митчем, и уже в воскресный вечер мы со спокойной душой разделили ужин в гостиной с мистером Митчем, его дочкой Эшли и миссис Митч – его женой. Как и говорил ранее Клерк, Эшли приходилась мне почти ровесницей. Пару месяцев назад ей стукнуло шестнадцать, и она неистово гордилась, что копилка положенных лет успешно пополнилась очередной монетой возраста. Её ситцевое платье затёрто синего цвета смотрелось старомодно, вещицей, что достали из сундука забытых чердаков. Оно скрадывало скудные задатки женщины в теле темноволосой Эшли. Мраморное, до пошлости бескровное лицо её смотрелось срезанным; за счёт этого щеки зияли, как глубокие впадины; а редкие светлые брови не имели начала, теряясь тонкими дугами в переходе к вискам. Она не любила носить украшений, определённо избегая даже святости золотого креста на груди, и всё, чем довольствовалась – это заколкой давно заботой эпохи, которая содержала её голову в порядке школьной прически. Бесспорно, Эшли не отличалась дивным женственным образом, но имела выправку солдата и весьма походила на мать, которая обладала худым телом и таким же неоспоримым видом офицерских жен. Несмотря на всю деликатную строгость словарного запаса жены дворника, а также позерства в целом, в её маленьких, но располагающих карих глазах томилось тепло, вовлекающее наблюдателя в южные широты её большой и солнечной души. Разговоры перетекали из одного мирного русла в другое, и каждый из участников блестяще успевал справляться с закусками и обязанностью вставить свою реплику. Вели полемику о достопримечательностях Ситтингборна, политических аспектах, а также дошло до обсуждения проблем здоровья, что сильнее всего заинтересовало отца в виду профессиональной деятельности.

После скромного ужина воодушевленный веселой компанией отец, мистер и миссис Митч остались внизу, чтобы сыграть партию– другую в шахматы, а я и Эшли поднялись в мансарду.

– Завтра твой первый день в новой школе. Не боишься? – спросила Эшли, закрывая дверь в комнату.

– Разве есть, чего бояться? Там ведь учатся обыкновенные люди, а не преступники.

Я заняла стул подле окна, роняя настороженный взор за его пределы. Дворы соседних домов, увядающие деревья и блеклые крыши померкли в привычной ночной мгле, и качающиеся ветки насилу заставляли угадывать шум высохших листьев, перебираемых резким порывом ветра. Луна изливала очарование на крыши и очерчивала границы всего того, что населяло город, будь то крепкий ствол каштана, дымоходная труба или черепица, укутанная мраком.

Я снова обратилась лицом к Эшли. Расправив подол помятого платья, она присела на кровать, напротив меня. В её маленьких кофейных глазах таился страх, а руки что-то тревожило, вызывая дрожь.

– Поверь, ты не знаешь, о чем говоришь, Кэти! – возбужденно проговорила она. – Школа представляет собой террариум, где один зверь сменяет другого! И самый опасный из них – учитель физики и химии, Каллен Ферару. Восемь не то десять лет назад он приехал из Румынии вместе с сыном, которого зовут Леонардо. Поговаривают, они закарпатские потомственные колдуны. Никто не смеет пререкаться с Ферару!

Я рассмеялась, ни на минуту не веря услышанному.

– Люди живут фантастичными сплетнями, так интереснее!

Эшли оскорбилась моей некомпетентностью и вспыхнула, точно свеча, зажженная паяльной лампой.