Кружева лабиринта

Тем же вечером мистер Митч летал за отцом проворностью феи, занося в гостиную несчетное количество коробок с обновленной посудой и одеждой. Я приглядела себе просторную комнату из трех возможных на втором этаже, в мансарде, выходящей на восток. Из большого окна комнаты, увешенного тюлью до подоконника, виднелись дворы соседних домов. В одном из них проживали Митчи, а прямо за ним, под сенью высоких каштанов, одетых в золотые шапки листвы, затаился до жути мрачный особняк. Его мрачная черепица возвышалась над двумя этажами ближайших домов и оставляла на душе осадок снедающей тоски. Не взирая на целостность фасада, выглядел он заброшенным. Рассмотрев его, я передёрнула плечами. Мысль, что там слоняются злые духи, призраки или несчастные бродяги, вполне оправдывала, почему былые хозяева отказались от купленного нами дома.

Выходные были потрачены на благоустройство пустых комнат мебелью, которой снабдил нас магазин-склад Дивного Фрэнка, расхваленный Митчем. И уже воскресным вечером за кухонным столом мы разделили ужин с дворником, его дочкой Эшли и миссис Митч – его женой.

Как и говорил ранее Клерк, Эшли приходилась мне ровесницей. Пару месяцев назад ей стукнуло шестнадцать, и она гордилась тем, что копилку прожитых лет успешно пополнила очередная монета возраста. У неё было до пошлости мраморное лицо, срезанное за счёт впалых щек, и редкие светлые брови; не имеющие начала, они тонкими дугами терялись в переходе к вискам. Её ситцевое платье затёрто синего цвета смотрелось старомодно; вещицей, что достали из сундука забытых чердаков. Оно скрадывало скудные задатки женщины в теле Эшли. Она не любила носить украшений, избегая даже святости золотого креста на груди, и всё, чем довольствовалась – это заколкой древней эпохи, содержащей её голову в порядке школьной прически. Бесспорно, Эшли не отличалась женственным образом, но имела выправку солдата и весьма походила на мать, которая обладала худым телом и неоспоримым видом офицерских жен.

Несмотря на всю деликатную строгость словарного запаса миссис Митч, а также позерства в целом, в её маленьких, карих глазах томилось тепло, вовлекающее наблюдателя в южные широты её солнечной души.

Разговоры текли из одного мирного русла в другое, и каждый из участников блестяще успевал справиться с закусками и обязанностью вставить свою фразу. Вели полемику о Ситтингборне, его природе и о чём-то ещё (что зрелые умы обобщают понятием «политика»). А также дошло до обсуждения проблем здоровья, что сильнее всего интересовало отца ввиду профессиональной деятельности.

После скромного ужина отец, воодушевленный весёлой компанией, мистер и миссис Митч остались внизу для партии в шахматы, а я и Эшли поднялись в мансарду.

– Завтра твой первый день в новой школе. Не боишься? – спросила Эшли, закрывая дверь комнаты.

Я заняла стул у окна, настороженно поглядев за его пределы. Дворы соседних домов, увядающие деревья и крыши померкли в ночной мгле, и качающиеся ветки насилу заставляли угадывать шум высохших листьев, перебираемых ветром. Луна изливала мирное очарование на крыши, очерчивая границы всего того, что населяло город.

Я снова обратилась лицом к Эшли.

– Разве есть чего бояться? – уточнила я. – Там ведь учатся люди, а не преступники.

Расправив подол платья, Эшли присела на кровать, напротив меня. В её маленьких кофейных глазах таился страх, а руки что-то тревожило, вызывая дрожь.

– Поверь, ты не знаешь, о чём говоришь, Кэти… Школа представляет собой террариум, где один зверь сменяется другим. И самый опасный из них – учитель физики и химии, Каллен Ферару. Восемь, не то десять лет назад он приехал из Румынии с сыном, которого зовут Леонардо. Поговаривают, они закарпатские потомственные колдуны. Никто не смеет пререкаться с Ферару!

Я рассмеялась, ни минуты не веря услышанному.

– Люди живут фантастичными сплетнями, так интереснее!

Эшли оскорбилась моей некомпетентностью и вспыхнула, как свеча от паяльной лампы.

– Да?! В таком случае как объяснить, почему Каллен всегда ходит в одной и той же чёрной мантии, а его сына никто не видел в лицо? Целыми днями нарезая круги по Ситтингборну на мотовездеходе, привезённом из Европы, Лео никогда не снимает шлем. Один этот транспорт вызывает подозрение; в городе такого отродясь не было! Молли Клифтон – кстати, вторая, кого следует опасаться в нашей школе – утверждает, что однажды застала Лео без шлема в районе Юг-стрит. Сплошь и рядом его лицо покрывато кровоточащими язвами и ожогами. Ей удалось выяснить через своего отца, старшего инспектора Клифтона, что Ферару бежали из Бухареста сразу, как полиция Румынии стала подозревать Каллена в нечистых делах: прежде всего в том, что его сын – безликий уродец исключительно по вине отца. Кстати говоря, мать Лео внезапно исчезла, и до сих пор никто не знает, где она. Все уверены, что Каллен ставил над ней химические опыты, и впоследствии она скончалась.