Кружева лабиринта

Сама не своя от собственного рассказа, Эшли содрогнулась, а по моей спине пробежался холодок. Некогда приветливый город отрезал путь к счастливому началу. Я растерялась, не зная, что ответить. У Эшли не было доказательств, у меня – желания отстаивать позицию неосведомленности. Я снова взглянула в окно. За верхушками каштанов немым стражем ночи высился безжизненный особняк.

– А в том доме живёт кто-нибудь? – спросила я Эшли, указывая в окно.

– Нет. Его построили ещё в начале XX века, последними владельцами была семья Ньюман из Брайтона. Двадцать лет тому назад Джон Ньюман – одержимый бесами психиатр, сделал из этого дома психушку, не простую психушку… Там проходили смертные пытки, а беспомощных здоровых людей превращали в безголосых уродов, от которых у жителей Ситтингборна до сих пор волосы встают дыбом. Но это далеко не последнее, что пугает город. Закончилась та история смутно: доктор Ньюман и вся его семья погибли при сомнительных обстоятельствах. Этот дом проклят, будь уверена!

Моё тело покрылось дрожью. Я устремила испуганные глаза в окно, на особняк. После рассказа Эшли он обрёл ещё более чёрные, зловещие формы, немыслимые восприятию; под их воздействием человеческая фантазия пускается во все тяжкие представления того, что там происходило.

– Тогда почему его не снесут? – помолчав, спросила я.

– Интересно, кто на такое осмелится?! Тот, кто его тронет, навеки останется несчастным!

Наш волнующий разговор прервал приятный голос миссис Митч, звавший Эшли. Мы вместе спустились вниз. Улыбаясь во весь рот, отец прощался с гостями.

– Авраам, ей-богу, ты жульничал, – досадовал Клерк. – Меня ещё никто не обыгрывал в шахматы!

Я заметила, что напыщенная досада дворника – лишь часть театральный натуры комедианта, в которой заключался весь мистер Митч. Не важно: злился он (что даже звучит смешно, поскольку он никогда всерьёз не злился) или переживал, но его бледно – карие глаза всегда светились радугой нескончаемого оптимизма.

– В следующий раз такого не повторится, – учтиво рассмеялся отец, пожимая руку неустанного труженника.

– Следующий раз на всю жизнь отобьет у тебя охоту играть с такими профессионалами, как я!

Мистер и миссис Митч дружно рассмеялись и, один одного перебивая, высыпали за дверь, а следом Эшли, желая нам доброй ночи.

Мы с папой вернулись на кухню и собрали грязную посуду. Пока я превращала её в гордость магазинных витрин, отец, взирая на меня с превеликим интересом, вытирал тарелки до чистого скрипа и ставил их на полки.

– Как тебе наши соседи? – игриво спросил он.

– Милые. Только не пьющие совсем.

– Разве это плохо?

– Мне кажется, люди не употребляют крепкие напитки по двум причинам: либо они пьяницы в душе и прекрасно об этом знают, давая зарок трезвенника; либо находятся на лечении у нарколога. И то, и другое одинаково страшно для их окружения.

– И в кого ты такая умная!? – рассмеялся отец, обнимая меня за плечи. – Уж точно не в меня.

Я скептически покачала головой, а он добавил:

– Эшли, на мой взгляд, прекрасно воспитана. Думаю, из вашей дружбы получится крепкий союз.

– Не знаю. Тихая она очень, а тихони занимают первые ряды предателей.

– Да где ты этому набралась? – изумленно спросил отец.

– Книги учат нас жизни, а сама жизнь нас ничему не учит. Наверно, к буквам мы относимся с большей верой и уважением, чем к рассказу очевидца или собственному опыту.

Ничего не сказав, отец тяжело вздохнул и закрыл шкафчик. Несколько позже в тихом освещении торшера он пристроился у камина с газетой «Bravado Medicine». Его глаза удостаивали тревожным вниманием строчки печатной прессы. Пожалуй, в те минуты он искренне сопереживал врачам всего света, которых срамили пациенты, недовольные лечением. Без зазрения совести они разбивали невинную докторскую репутацию мелкими доказательствами в пользу профессиональной некомпетентности лекарей. И дойдя до места, где на ересь исцеленного давал комментарий сам предмет сего обсуждения – в частности бакалавры медицины – он вздыхал с такой участливой грустью, будто бы сам присутствовал там и был посвящён во все подспудные детали. Он считал врачей коллегией святого братства, и её неприкосновенность должна быть почитаема без оговорок, вероятно, потому что сам относился к этой коллегии.

Я поднялась к себе и завороженно припала к оконному стеклу. Страшная история Эшли вертелась в голове, волнуя сознание тайной и сумрачным видом особняка. Пепельные тучи, несущиеся над его крышей, тянулись бесконечной пеленой. Казалось, ею они укрывали злачное место от святости соседних зданий, способных разрушить ауру смерти вокруг. Тревожимая мыслями о доме Ньюмана я закрыла глаза лишь под утро.

2

Ночью прошёл ураган, превративший труды Клерка Митча – прилежно сложенные скирды высохших листьев – в беспорядок осеннего ковра. Последствия не миновали и наше жилище: спозаранку под окнами отец обнаружил адресную табличку нашего дома, сорванную с лицевой стороны фасада.