Кружева лабиринта

Мы позавтракали ещё свежими булочками, принесенными миссис Митч в честь новоселья, и тёплым какао. Отец выглядел изнурённым. Я была уверена, что он так и не заснул до рассвета, блуждая в тюрьме собственных воспоминаний. О том твердили светло-русые взлохмаченные волосы и серо-зелёные глаза, покрасневшие от нечеловечьего напряжения. Снимая аккуратные круглые очки, он тёр их кулаком в надежде развеять сонливость, а через некоторое время снова потирал, видимо, забыв, что это ему не помогло. Он старался отвлечь моё внимание вчерашними рассказами мистера Митча, а затем вызвался отвезти меня до школы.

– Я очень переживаю, дочка, и должен убедиться, что с тобой всё порядке.

– Если ты будешь провожать меня каждый день, я стану главным посмешищем школы.

Отец крепко обнял меня. Я всегда угадывала, какую улыбку изображает он в момент, когда невозможно видеть его лицо. Но учитывая каким добрым сердцем был наделен с рождения, об этом не сложно догадаться.

– Ты такая же смелая, как твоя мать!

Я отстранилась, тепло улыбнувшись ему, взяла рюкзак, вышла из дома и увидела на тротуаре мистера Митча в одном свитере и запачканных снизу штанах. Не прекращая роптать на эскападу, выкинутую природой, он гордо орудовал метлой. Мне показалось, от внезапного негодования у него даже плечи сравнялись одной линией, и на этот раз его досада была подлинна.

Он прервался с целью поздороваться со мной.

– Эта нерадивая старая дева (так он звал мать-природу) снова взяла реванш. Только она не учла, что связалась с лучшим в городе губителем беспорядка!

– Зря она так с вами, – посмеялась я, отходя к гаражу.

На его черных воротах висел старый почтовый ящик с цифрой 69 – порядковым номером нашего дома, нанесённым золотой краской. От старости лет местами краска обсыпалась, и теперь девятка на номере больше напоминала тройку. Я подошла ближе и заметила в приоткрытом ящике торчащий уголок белой бумаги. Полагая, что принесли письмо от тёти Люсинды – маминой сестры, осведомлённой новым адресом, я приподняла крышку ящика и увидела там конверт из типографической бумаги, склеенный на скорую руку. Было удивительно, что на нём отсутствовали почтовые марки. В адресной строке синими чернилами подписано:

«Д. Ньюману

Сатис-авеню д. 63

Ситтингборн, Великобритания»

Охваченная волнением, я едва проглотила комок: письмо нагрянуло из прошлого и было адресовано покойному доктору Ньюману. Я покосилась на зловещий особняк, видимый сквозь ветки деревьев, и начала прикидывать, что могло таиться в глубине конверта: любовное письмо, затерявшееся во времени, или одна из угроз жителей города в письменном виде? На том мои предположения иссякли не только силой воображения, но и задорным голосом Клерка позади меня.

– Кстати, Эшли давно в школе. Наверно, заняла тебе парту.

– Очень мило с её стороны, – улыбнулась я.

Вышел отец, и я спрятала конверт в карман. Обоюдно пожимая руки, они обменялись жалобами на ночные неприятности, и минутой позже отец выехал из гаража. Я села в машину сама не своя. Касаясь пальцами запечатанного конверта, мне не терпелось добраться до школы и вскрыть его.

Школа на Брюэри-роуд терялась за домами из красного кирпича и заключалась в круг высоким железным забором. Ещё подойдя ближе к воротам стало ясно, что это обитель, в которой началась борьба святых начал и богохульства. Возле исписанных краской ворот, пестрящих надписью: «СВЕРГНЕМ DEVIL!²», стоял ученик неприятной наружности с больным видом и большими щеками, провисающими чуть ли не до плеч. Он лениво макал кисточку в банку с черной краской и также лениво избавлял сталь от скверной надписи вандалов. Не подавая смущенного вида, я повернулась к отцу. Он с тревогой наблюдал за движениями кисточки.

– Ты уверена, что мне не стоит поприсутствовать на занятии? – нахмурился он.

– Нет, пап, со знаниями я сама справлюсь.

– Ну хорошо, – отец поцеловал меня в лоб. – Удачи в школе!

Я проводила его взглядом из чистой сентиментальности, которая, надо полагать, облегчит переживания отца за мой первый учебный день. Он сел в машину, когда сзади подошла Эшли. Она выглядела с точностью как накануне, только взволнованней и в более опрятной форме.

– Пойдём скорее, а то опоздаем, – сказала Эшли, оглядев ученика у ворот с таким аскетичным равнодушием, что могло показаться, подобное явление непристойности здесь привычное, как обряд жертвоприношения у племен майя.

Мы двинулись к дверям, минуя школьную площадку с левой стороны и несколько кустарников в стиле криворукого топиария.

– Как думаешь, что означает надпись на воротах? – спросила я.

– Иносказание. Так поступают трусы. Они боятся Ферару и оставляют свои мелкие угрозы. А воевать в открытую у них кишечник не позволяет.

– В каком смысле? – я поглядела на Эшли, а она натянуто усмехнулась.