Протяжный звук пионов преследовал ее с самого выхода на крыльцо. «Что за прелесть эти русские усадьбы!» – в любое другое время подумала бы любая другая девушка, восхищаясь небом, травой и птичками. Но у Алины были другие, более тяжкие думы. Со всей этой канителью она сама и не заметила, как постепенно отошла оттого, что так любила прежде. И она не была счастлива. Словно сон, проходили дни, наполненные работой души и тела, но все чаще Алина начала думать, что, если бы все это закончилось, она, как и прежде, упала бы навзничь в стрекочущую кузнечиками влажную траву, вымазала ситцевое платье и согнала бы неугомонных муравьев с открытых рук. Но нет, детство осталось позади, никогда теперь не доставит ей радость такое простое времяпрепровождение. По крайней мере, теперь, когда все стало так постыло. Даже родной сад, и тот… Как ядовитый плющ разрастался в ее воображении только Андрей. И снова, снова Андрей, даже под угрозой раскрытия их заговора!
Необъятное поле поглощало своей широкой русской мощью. Куда только не падал ослепленный теплым солнечным светом взгляд, расстилались спокойные зеленые пятна травы и деревьев. Шепчущая красота сердцевины Руси захватывала дух всегда, словно гипнозом отравляя сознание. Щемящая, почти желанная грусть захватила Алину, пока она подходила к друзьям. Облака напали на солнце и оставили от него лишь жалкие проблески лучей, пронзающих облака.
Едкий белоснежный туман пожирал выстроившиеся после поля деревья. Обыденная картина менялась на глазах, отчего Алине стало страшно. Он, подобно снеговому бурану, молниеносно стер привычный вид там, где ее глаза искали отдушину. Завидев вдали силуэты не попадавшихся раньше на глаза крон и подумав, как будет прекрасно, если они станут вдруг средневековым замком, Алина отвернулась и начала думать о чем-то постороннем. Подняв голову, чтобы снова увидеть растения, она несказанно удивилась. Шелестящий голос ветра ворвался ей в уши. Подумать только, а час назад солнечный свет затапливал все пространство кругом…
Алина молчала, но ее молчания никто не замечал. А отдельные вклинивания в беседу в виде тонких намеков не давали должного результата – все смеялись им, словно истинной шутке. Атмосфера царила самая благодушная, хоть Алину не покидало ощущение, что кто-то в ней переигрывает, слишком уж оживленными казались участники представления. Константин успел оседлать коня и гордо гарцевал возле них. Против обыкновения говорил он мало и слишком прямо держал спину, так что под конец торс его начал перекашиваться в обратную сторону.
Спокойный сентябрьский ветер по-хозяйски шелестел завитками волос на шее Алины. «Вот уже и гладиолусы отцвели», – невесело размышляла она, не замечая даже, как ее брат, с утра пребывающий в несвойственном ему отвратительном расположении, отвечает им все неохотнее и все недружелюбнее скалится скрывающемуся солнцу, щуря свои буравящие глаза. Выдавить Андрея из себя, смотря на его блестящие волосы, ловящие тающий взор в паутине воздуха, слушая низкий голос и замечая, как по его оголенным рукам ползут мурашки, было невозможно. Вдали от него ей удалось свести думы о нем к минимуму, и вот опять…
Сорваться бы сейчас, крикнуть конюху: «Запрягай!» и вдруг поскакать туда, где под тенью то ли умирающих, то ли зарождающихся деревьев горизонт поглощает страждущее потухающее поле. В седле жадно хватать иссушенными губами обжигающий воздух. Пусть переломится жизнь в этой бешеной схватке со стихией, действом, скоростью. Осенняя грусть, спутанная с весенней меланхолией, так и влекла за собой, не давала никому покоя, позволяя лишь пить свою прелесть.
– Понятное дело, вы не можете рассчитывать на чин титулярного советника, – сквозь тину раздумий расслышала Алина, вернувшись из страны грез в мир реальный, ранящий и непонятный.
Константин, к которому были обращены эти слова Светланы, на мгновение замер, удивленно, но не обиженно глядя на нее, покорно идущую внизу.
– Я и не стремлюсь к этому.
Если Андрей и хотел что-то возразить, он не стал этого делать, начав рассказывать глупейший светский анекдот Алине, которую взял под руку. Действие это вызвало у последней разве что холодный сарказм, который она, как и все остальное, предпочла удержать в себе. Что толку, посчитала она, высказывать висящее на сердце? Делу не поможет, а она только ранит не самых ужасных людей на земле, не имея права на это. Кроме того, все это суета. Сердце Алины болело, но она воспринимала крах на любовном фронте много лучше и спокойнее, чем большинство ее ровесниц.
– Константин Михалыч, барин вас видеть хочет, рассержены-с, – раздался сзади процессии сиплый голос низенького мужичка в засаленной рубахе, местного старосты.
– Буду сейчас, – нехотя ответил Костя, опуская глаза на землю.
Разговор еле теплился, перескакивая с одного незначительного предмета на другой, и поминутно смолкал. Светлана, явно тяготясь таким положением, через несколько минут сказала:
– Если вы не возражаете, я дойду до луга, попрошу подать к ужину парного молока.