– Дорогая моя девочка, как ты можешь говорить подобную чушь? Ты, которую я считаю умнее всех, кого знаю, просто не вправе произносить подобное. Разве не понятно тебе даже на собственном недолгом опыте, что личность мыслящего настолько необъятна и многогранна, настолько не исследуема, что невозможно даже на йоту приблизиться к пониманию того, как она функционирует. И уж конечно, могу сказать даже на примере себя самого, характер не формируется к какому-то возрасту. А если так, это не личность. Каждый факт, каждый человек привносит в нашу жизнь, а, следовательно, и в сознание, нечто новое. И если это близко нашему духу, это влияет на нас. И даже если не близко… Если ты способна к анализу, вряд ли что-то интересное пройдет для тебя бесследно. Констатация того, что по каким-то причинам тебе не близко, может привести к попыткам опровергнуть это утверждение… И завертится до ужаса запутанное, необъятное действо – появление новой мысли из дебрей сознания. Откуда нам, мелким сошкам, знать, как зарождается идея, из чего она вытекает? Как, когда, почему именно эта мысль, а не другая, пусть и близкая?
Андрею нравилось считать себя взрослее и умнее, пусть он никогда не признался в этом даже себе. Алина никогда не чувствовала, что он смеется над ее неопытностью и угловатостью в некоторых вопросах; когда она готова была кричать от негодования, он лишь спокойно улыбался. Возможно, в беседах с теми, кого он меньше уважал, Андрей позволял себе припорошенную презрением, порой даже злобную снисходительность, но Алина ничего не знала об этом. Не знала или не видела… С ней он, сам того не понимая, проявлял себя с лучшей стороны.
– А, все это глупости! – с неожиданной злобой отчеканила Алина и, не обращая внимания на удивленный, хоть и по-прежнему сдержанный взгляд собеседника, стала обрывать высокие стебли полевой травы, вразброд цветущей возле притоптанной проселочной дороги.
Алина не преминула отметить то, о чем думала ежечасно на протяжении нескольких месяцев. Как бы ни приятно было ему ее общество, каким бы интересным собеседником он ее не находил, только появилась бы возможность оказаться в обществе Светланы, не задев ничьи чувства, весь внутренний мир Алины и ее свежие идеи, в былое время доставляющие Андрею столько простодушной радости, оказывались не у дел. «Безумцы! – чистила Алина брата и возлюбленного, – возможно ли предпочесть общество кого-то умного этой пустозвонке?!» Ее мнение о сильном поле, раз они способны на такое – в восхищении наружностью избранницы закрывать глаза на ее познания – потерпело окончательное фиаско.
Чтобы перестать думать об Андрее, необходимо было не видеть его, а это было невозможно, раз отец так его любил. А, пока здесь Светлана, добровольно убраться отсюда Андрея не заставят даже беспорядки в столице. Алина попыталась мысленно обвинить друга в лицемерии, но чувство справедливости, которому она подчинялась всю свою сознательную жизнь, остановило ее. Кто на его месте не поступил бы так же?
– К чему все это, почему прямо не сказать, что едва терпишь мое общество и возишься со мной оттого лишь, что коротать время со мной приятнее, чем в одиночестве? Зачем это двуличие?
– О чем ты говоришь?
– Не пытайся выглядеть обижено, уж тебе с твоим каменным видом знатока всего на свете это ни капли не выходит.
Алина хотела прибавить, что сожалеет уже о своей внезапной вспышке, но молчала, благодаря его за то, что он молчит с ней. Сердце ее бродило и распускалось внутри, как выбивающиеся из почек комья лепестков вишни по весне. То, что, возможно, она в последний раз видит эти поля, навек отпечатавшиеся в ее памяти, придавало прогулке особенный горький смысл. Только один человек мог утолить эту неистовую грызущую жажду. Алина сама не понимала, насколько была постоянна в своих желаниях и привязанностях.
«Почему сейчас не сказать ему? Что я теряю, что?» – уже несколько дней размышляла Крисницкая, понимая, что миг пришел, но чувствуя странное оцепенение, не веря в то, что способна сейчас раскрыть рот. Нечего бояться, все равно никого из них не ждет счастливое будущее…
– Что, как ты считаешь, чувствовали атланты перед крушением их цивилизации?
Андрей еще удивленнее посмотрел на Алину, но, не раздумывая, ответил:
– Откуда они могли знать, что скоро настанет конец?
– А если бы знали?
Андрей остановил свой взгляд, блуждающий до этого по полям и косогорам, на Алине. Она, не сдержавшись, потупилась. Никогда у нее не получалось выдерживать его пристальные изучающие глаза, всегда казалось, что с ней что-то не так, если уж он так смотрит. Никогда она не рассматривала Львова украдкой, любуясь золотыми отблесками света в его ресницах. Каждое его появление было для нее мукой. «Конечно, когда он исследует меня, видит только товарища, собеседника… А когда смотрит на ее, видит человека, без которого не смыслит сейчас существования».