Кружево и сталь (СИ)

Барон мрака почувствовал, как Пелька прилегла рядом, положив голову ему на плечо.

- Мы умрём? - спросила она, и голос её был удивительно спокоен.

Он распахнул веки и повернул к ней голову, однако так и не смог ничего ответить. Его глаза слегка светились в темноте, отражая круглый диск луны. Эйдос в груди девушки замерцал, когда она ощутила, что сейчас душа Арея была нараспашку. В первый и последний раз он сбросил броню из ироничной серьёзности, несгибаемости и сарказма. Дрогнула стена, которую он так тщательно возводил, оберегая неприкосновенность того чадящего огарка света, что ещё теплился в его душе, и позволил девушке коснуться самого средоточия своего существа. Боясь того, что он вот-вот может передумать, Пелька потянулась к нему, и ей открылись небесные просторы. Уходящие вдаль бескрайние сады, слепящие столпы света и невыносимая белизна огромного крыла. Пение сотен миллионов эйдосов сливалось в единый хор, и болезненная красота бесконечности почти причиняла муку, ибо так хотелось хоть кончиком пальца коснуться вечности созидания.

- Я вижу, Арей!.. - благоговейно прошептала Пелька, прижимаясь ко лбу мужчины, мешая их слёзы в единый поток. - Я вижу это!..

…Она помнила, что ему было больно - им обоим было больно. От порывистых, на грани жестокости, движений. От осознания конца. От того, что зажатый между их телами дарх колол то его, то её грудь острой и тревожащей болью. И от этой боли нельзя было спастись - только забыться, потеряться в безжалостных толчках, в хриплых словах и обещаниях, которым не суждено сбыться.

Он смотрел на неё, смотрел, как она резко вздрагивает в такт его движениям, зажимал ладонью её приоткрытый рот, а потом целовал подрагивающие веки, словно извиняясь за свою грубость. Арей не позволял девушке закрыть глаза, немигающим взглядом охватывая её всю, стараясь выжечь в памяти этот момент, когда он, теряя разум, погружался в неё, стремясь слиться в одно существо, навсегда сделать её частью себя.

Они не боялись своей эгоистичности, потому что в те мгновения не думали друг о друге, как об отдельных людях. Нет, они были единым, пульсирующим сгустком жизни, чем-то странным, необъяснимым. Прекрасным и порочным союзом абсолютного света и абсолютной тьмы.

И поэтому Пелька с каким-то одержимым удовольствием наблюдала за тем, как буквально несколькими неуклюжими движениями она вызывала у мужчины болезненные стоны, как он склонялся к ней, неровно дыша, будто не поспевал за собственным удовольствием. И она продолжала двигаться, рывками принимая его в себе, пока они раскачивались в интуитивном ритме, окончательно сходя с ума, теряя все мысли и утрачивая связь с реальностью.

А когда девушка вдруг как-то по-особенному вздрогнула, ласково выдохнув его имя, Арей опустил голову, пряча лицо во впадинке между ключицами, вдыхая, впитывая запах и вкус любимой женщины, дрожа от невыносимого удовольствия и боли, с последней волной спазмов вжимаясь в неё сквозь липкую кровь, сочащуюся из двух одинаковых ран на их груди.

За открытыми ставнями посеревшее небо возвестило о скором рассвете. Арей и Пелька лежали, сплетённые в объятие так крепко, что с первого взгляда было не разобрать, где чьи руки и ноги. Каждая следующая секунда воспринималось ими, как благословение - их всё ещё не отняли друг у друга. Они оба не отрывали глаз от колыбели, где виднелись очертания маленьких пухлых кулачков по обеим сторонам от кудрявой головки.

- Зачем? - раздавшийся в тишине голос Пельки нарушил совершенство момента, подобно камню, пущенному по спокойной глади реки. - Зачем ты позволил мне остаться с тобой? Почему не бросил, не отослал?

Арей не пошевелился, даже не моргнул, всё так же неотрывно глядя на спящую дочь.

- Ты жалеешь об этом?

- Нет, - девушка пошевелилась, поднимая голову и стараясь заглянуть мужу в глаза, - нет. Я ведь сама попросила любить меня, помнишь? Предложила выбрать между мной и Гунитой.

- Штосс, - поправил мечник и улыбнулся.

Воспоминания, казалось бы, давно смягчившиеся под воздействием времени, вдруг ярко вспыхнули перед их мысленном взором. Опасный поход, погибшие товарищи и та самая ночь, когда Арей лежал на земле, обращаясь к суровым небесам. Ночь, когда худенькая лохматая девчонка, смеясь, сказала ему: «Полюбите кого-нибудь первым. Меня, например!». Но он не понял шутку и полюбил на самом деле.

- Ты не ответил, - умоляюще сказала Пелька.

Он опустил голову, разглядывая жену и читая в её глазах отчаянную необходимость.

- Пожалуйста, мне нужно это знать.

- Я был одинок и устал от реальности, а ты была прекрасным сном.

Простой ответ завис в прогретом воздухе комнаты. После этого влюблённые долго молчали. Всё уже было сказано, и добавить к этому было нечего. Они лежали, не шевелясь, наблюдая, как бесцветное небо наливается красками, алея на востоке кровавым рассветом. Жизнь зарождалась вновь, вопреки всему, брезжила надеждой, бередила старые мечты.