Кружево Парижа

– Ему двадцать пять. Его зовут Дов. Он из Израиля. Он хочет с вами поговорить. Сказал что-то о профессоре.

Она передала трубку молодому израильтянину. После совершенно нелепого разговора я установила, что это родственник профессора Гольдфарба. Молодой человек учился в Цюрихе, и профессор попросил его узнать, что случилось с мальчиком по имени Лорин, который жил с Шуртерами. На следующий день Граса упаковала мои чемоданы и проводила в аэропорт Галеан.

Через день в Иерусалиме, чувствуя себя совершенно разбитой, в полубессознательном состоянии после перелета через океан, я стучалась в квартиру на холме. Дверь открыла маленькая девочка. Вскоре на пороге появился сухопарый седовласый мужчина и оцепенел, крепко сжимая побелевшими пальцами дверь.

– Saba[33], – на гортанном языке обратилась к нему девочка.

Он наклонился, что-то ей прошептал, и она исчезла в квартире.

– Профессор?

В последний раз мы виделись, когда ему не было и пятидесяти, теперь же он состарился, ему было около семидесяти. Время его не пощадило.

Он просто уставился на меня. В его суровом выражении лица не было ни капли тепла. И даже не поздоровался. Мы стояли по обе стороны порога, и мое волнение улетучилось, словно дым.

– Я проделала долгий путь, чтобы увидеть вас, профессор, – наконец сказала я.

– Полагаю, я должен пригласить вас войти.

Он говорил бесстрастно, словно с продавцом в магазине в Санкт-Галлене.

Когда двадцать лет назад я, замерзшая, в отчаянии появилась в университете, он привел меня к себе в дом и согрел молоком с медом.

На этот раз он повел меня в кабинет и сел за стол, молча указав пальцем на стул. Я сняла стопку книг и положила их на ковер. Прежде чем опуститься на потертое полотняное сиденье, где лежали книги, я засомневалась, не опасно ли на него садиться.

Я заинтригованно огляделась. Если бы я приняла его предложение, может, таким бы сейчас был мой дом. Квартирка была маленькой, но на симпатичной, обсаженной деревьями улочке с видом на каменистые холмы, простирающиеся к морю. Он создал себе новую жизнь, если предположить, что маленькая девчушка была его внучкой или дочкой. Это радовало. Только я бы никогда не позволила ему ни так жить, ни так выглядеть. Он сильно похудел, одежда на нем болталась, не скрывая угловатой фигуры. Такой же худой, как когда мы впервые встретились. Волосы и длинная борода, прикрывавшая потертый ворот, поседели, пиджак протерся. Такими я и представляла старых профессоров, но не знакомого мне человека.

– Итак, Роза Кусштатчер, что привело вас сюда?

– Я… Теперь моя фамилия Дюмаре. Я давно замужем.

– Замужем, – он повернул на столе бумаги. – Сколько детей?

На меня он не смотрел.

– Муж умер. Я вдова. Детей у нас не было.

– Понятно, – ответил он, впервые подняв глаза. – Одна живете?

Я бы не смогла объяснить свои отношения с Грасой, поэтому просто сказала:

– Да.

Он кивнул, и я чувствовала его оценивающий взгляд.

– Выглядите хорошо, будто чего-то добились в жизни.

– Добилась, – подтвердила я. – У меня свой дом моды. Не только одежда, но и косметика, парфюм и ювелирные украшения. В Бразилии, – спохватившись, добавила я.

– По-моему, вы хотели открыть мастерскую, так, по крайней мере, писали в письме. Ида Шуртер пыталась мне объяснить. Хотели чего-то в жизни достичь и вернуться за Лорином?

– Так я планировала.

– И лишь потому, что я предложил вам дом и отца для ребенка?

Я помнила, что мне предлагалось нечто большее, но знала, что для такого ответа нужно улучить подходящий момент, а так, в общем, не стоило.

– Вовсе нет, – заметила я, тщательно подбирая слова, – я испугалась.

– Разве мне пришла в голову плохая мысль? – спросил он, оглядывая меня проницательным взглядом.

– Нет-нет, – ответила я. – С вашей стороны это было очень великодушно.

– Великодушно? – усмехнулся он, потом тяжело вздохнул.

Он поднял книжку из одной стопочки на полу, полистал, прежде чем положить на место. Он всегда искал спасения в книгах. «Люди не меняются, – подумала я. – Совсем».

– Я вас любила, – сообщила я и подождала, глядя ему в глаза, прежде чем продолжить. – Но как отца, не как мужа.

– Это я заключил из вашего бегства, – торопливо ответил он.

– Тут выбирать не приходится, – добавила я.

Он наклонился и положил подбородок на кулаки.

– Знаете ли вы, как плакал Лорин? Каждый раз, когда я приходил его навестить у Иды Шуртер – каждый божий день, потому что любил его как сына, – а когда уходил, мальчик был вне себя от горя.

Я подняла руку ко рту, подавляя всхлип.

– Как вы могли так поступить с собственным ребенком? – спросил он.

Для него, потерявшего детей, мой поступок был преступлением.

Дверь открылась, и в комнату вбежала девочка. Она что-то шепнула ему на ухо, он ответил, и она ушла.

– Это ваша дочка?

– Нет, внучка, – гордо и демонстративно ответил он.

В его глазах я отказалась от единственного ребенка.

Он предложил мне возможность жить с Лорином, создал вторую семью, как обещал, а я так и осталась одна. У меня не было шансов завоевать его уважение или добрые чувства.

– Зря я прилетела, – я встала. – Пойду, пожалуй.

Он смотрел в пол, избегая моего взгляда.