Крылатый лев (СИ)

— Посол? Посол ты! — не сдержался я и тут же поплатился за хамство. Сотни черных и серых бабочек сорвались с многослойных колдовских одеяний и вознеслись под высокие своды. Что-то зашуршало за спиной, я обернулся и увидел, как простая зеленая стена превращается в складчатый занавес с кистями. Расшитая золотом кулиса не спеша, со скрежетом, поднималась к потолку, и я с удивлением понял, что все это время находился на низенькой сцене. Декорации, спрятанные за занавесом, изображали тюремную камеру: узкое зарешеченное окно, привинченные к стене некрашеные доски вместо кровати.

«Бойся театра!» — вспыхнуло во мне старушкино наставление.

В зале с высокими стульями мягко погас свет, а сцена, где сидел я, прикованный к тонкой белой ребристой колонне, была по-прежнему ярко освещена: к сиянию сотен свечей добавился ледяной синюшный луч, льющийся из-под потолка.

Глава 25

Безуспешно дернувшись раз, другой, так что мучительно заломило скованное запястье, я понял, что отсюда уже не выбраться, — и вот тут мне захотелось завыть, как воет одинокий волк в лунную полночь.

Да что же я за человек я такой — теряю всё, что дорого! Мне бесконечно дороги Крылатый Лев, отец, Вишня — и всех я лишился! Мне дорога свобода, но и с ней пришлось расстаться.

Но я не стал выть — зачем доставлять Колдуну-упырю такое удовольствие? Только одна мысль поддерживала меня: «Нет, не конец!»

Колдун выпрямился в кресле-троне, расправил широкие складки одежды, положил ладони на скатерть, где поблескивал синий фарфоровый чайник — прежде я и не заметил эту посуду. На чайник я глянул с легким опасением — не удивлюсь, если он тоже сумасшедший и начнет подскакивать и поливать кипятком.

В глазках-перчинках Колдуна отражался дробный блеск свечей. Как же он был доволен, что заманил меня в ловушку! Мне казалось, что он сейчас кувыркнется через голову, вновь пожертвовав драгоценным беретом, или от избытка чувств застучит крепким острым носом по деревянной столешнице.

И вдруг я понял, в кого превращается Колдун, — в черного дятла! Блестящие острые перья, кроваво-красный берет, длинный крепкий нос и визгливый голос не оставляли сомнений. Неудивительно, что ход в Город берлог пролегает не через медвежью нору, а через громадное дупло. Да и имя Пикус означает название этой птицы…

«Да вы, дяденька, дятел!» — хотел было заявить я (а что мне было терять?), но тут что-то огромное, пухлое, невесомое обрушилось на Колдуна с высоты, ослепило его, окутало плотной алой пеленою.

— Белка! — вскрикнул я. — Алька!

— Лион! Ты здесь? Лион! — прозвенел голос, который я хотел услышать больше всего на свете.

— Вишня! — заорал я. — Ты цела? — и новый испуг свалился ледяной глыбой. — Вишня, будь осторожна, здесь Колдун!

Но было поздно. Вишня, одетая в незнакомое синее платье, рванулась ко мне, схватила за руку, свободную от наручника, — и раздался металлический грохот. Тяжелые решетки упали с потолка, прочно заледенев в полу, — мы оказались в клетке. Белка, съежившись, проникла сквозь железные прутья, замерла на Вишнином плече.

— Ну что ж, вот все и в сборе. Аплодисменты, — произнес Колдун и демонстративно похлопал — тускло блеснули перстни на хрустких пальцах. Он по-прежнему держался холодно, но я чувствовал, как дрожит от восхитительного чувства победы: — А ведь много лет назад я предупреждал ваших бестолковых отцов, что отомщу им за непочтение! Они пытались глумиться надо мной, безумцы! Предлагали сплясать! Вот теперь их отпрыски в моих руках. И они у меня попляшут… — Колдун пристально глянул на меня и с наслаждением проговорил: — Твое существование, глупец, будет таким долгие-долгие годы! Ведь ты Лион — значит Лев. Вот и живи, как дикий зверь к клетке! А люди в черных масках будут приходить и смотреть на тебя, как на диковинного животного. Может быть, через прутья кто-нибудь просунет еду… Или факел, чтобы подпалить усы. Ведь рано или поздно у тебя вырастут усы, верно?

— Поймал меня, ну и ладно, — стараясь не вдумываться в его косные фразы, проговорил я. — А Вишню отпусти!

— Отпустить? Это мысль… — прищурился Колдун. — Оставим девочку среди тех милых жителей, что проводят время в молчаливых наслаждениях… Это будет эпично: Вишня придет сюда, как в зоопарк, чтобы протянуть через прутья банан своему милому другу. Кстати, ты не знаешь, едят ли львы бананы?

— Вишня останется нормальным человеком. Она никогда не будет такой, как те демоны! — выкрикнул я.

— Никогда не буду… — повторила Вишня, но как-то вяло, ватно. С ужасом обнаружив, что она борется с тяжелой дремотой, я слегка сжал ее руку, и Вишня, будто очнувшись, тряхнула косичками.

— Вишня, не смотри на него. Он колдует, гипнотизирует! — умоляюще проговорил я.

— Я понимаю… — прошептала Вишня, и, отвернувшись, принялась растирать мочки ушей, чтобы очнуться.

Колдун молчал, сверля меня взглядом. Что ж, пусть сверлит, только сверло сломает! Я тоже уставился на него и смотрел, смотрел, не отводя глаз. Сердце бухало, как отбойный молоток, но я с болезненной радостью понял, что Колдуна страшно раздражает мой пристальный взор.