В пол-уха слушая на уроках о загадочных чужедальних гномах, я посматривал на наших, местных гномиков, которые отличались от тех, что описывал эм Марк, как глобус от стакана. Конечно, они тоже пыжились, гордясь принадлежностью к славному гномьему племени, но были совсем другими — пухлыми увальнями, стремившимся увильнуть от учебы и работы. На чужедальних гномов они походили разве что малым ростом да бородой, которая у юношей появлялась очень рано. Но наши гномы по традиции носили заломленные колпаки с помпонами, длинные шарфы с кистями, обувались в ботфорты, украшенные ремешками и пряжками. А чужедальние сородичи все, как один, были в кожаных шляпах с разноцветными перьями и в тяжелых ботах с тупыми носами.
С тревогой я увидел, что гномы сжимают отточенные пики и маленькие блестящие топорики. Прятаться было бесполезно — да и незачем, все-таки это не болотища, не призраки, не демоны, а вполне себе люди, только маленькие. Вступать в бой было глупо — да и чем бы я размахивал, веткой, что ли? Меч остался в темных недрах Города берлог, и спускаться туда, чтобы отыскать его, мне вовсе не улыбалось. Кроме того, с гномами все равно рано или поздно пришлось бы выстраивать отношения — все-таки Облачный пик возвышается неподалеку от Гномьей слободки.
Тогда я решил призвать на помощь дипломатию и заговорил спокойно и вежливо:
— Добрый день! Меня зовут Лион, это Анна-Виктория, Вишня. Мы пришли сюда, чтобы…
— Подожди, они тебя не понимают! — быстро прошептала Вишня, и, слабо улыбнувшись, бегло заговорила на гномьем наречии. Со стороны это смотрелось забавно — она мурчала, как кошка, булькала, как перегревшийся чайник. Не знаю точно, что она им говорила, но, видимо, что-то хорошее, потому что гномы убрали за спину пики, заулыбались, а некоторые стянули шляпы, обнажив блестящие лысины. Они смотрели на нас с любопытством (клянусь, в их глазах промелькнуло даже уважение!), а гномы-дети толкались, подпрыгивали, чтобы лучше нас разглядеть, — каждый пытался сунуться под локоть или под плечо взрослого собрата.
— Что ты им сказала? — прошептал я и глянул на ее царственное платье. — Что ты — лесная принцесса?
— Конечно, нет! Просто объяснила, что я — дочь учителя, ты — сын воина, и мы пришли с миром. Понимаешь, нам повезло: чужедальние гномы почитают и воинов, и учителей…
— Значит, они поверили тебе?
— Конечно! Ведь я сказала правду.
Я посмотрел на нее с нескрываемым восхищением и торопливо проговорил:
— Вишенка, ты молодец! Объясни им, что мы очень устали и хотели бы отдохнуть, а может, и поесть чего-нибудь… — я с отвращением вспомнил Город берлог, где так и не удалось пообедать.
Вишня кивнула, заговорила снова, аккуратно подбирая слова. Гном в остроконечной синей шляпе, что стоял поближе, опустил пику и, переступая с ноги на ногу, что-то осторожно ответил. Вишня озадаченно нахмурилась:
— Лион, этот гном говорит, что при всем уважении к дочери учителя и сыну воина не может привести нас в Гномью слободку бесплатно. Мы должны дать им хоть сколько-нибудь монет — такая традиция. Но у меня совсем нет денег, свою торбу я потеряла.
— Да что ты, не переживай! У меня есть деньги! — обрадовался я и сунулся в карман. Я ничуть не удивился, что чужедальние гномы требуют платы, — отец говорил, что они прижимисты. К счастью, там, в подземном мире, я успел переложить в карман новых штанов все свое состояние: восемь бронзовых монет с выдавленным профилем Древнего Правителя, засохший цветок желтой лилеи и молочный Кузин зуб — я взял его на удачу. Недолго пошарив в кармане, я выудил все, что было, и, раскрыв ладонь, предъявил это гномам.
Они подались вперед, с любопытством вглядываясь в нехитрое богатство.
— Берите, берите! — поторопил я.
Но гномы-дети в ужасе отпрянули, будто увидели щупальце пупырчатого болотища, а взрослые, издав боевой клич, как по команде вскинули топорики и пики.
— Зуб дракона! — ахнула Вишня.
Я с досадой схватился за голову — надо же было так опростоволоситься! Ведь знал же, знал, что они ненавидят летающих ящеров, — и вот…
— Да ведь это всего лишь зуб! Подумаешь… — беспомощно проговорил я, но было уже поздно. Гортанно заголосив, гномы налетели бешеным ураганом.
Нас мигом стащили с дерева — я и глазом не успел моргнуть, как оказался в эпицентре вихря из разноцветных шляп и синих камзолов. То тут, то там опасно вспыхивали начищенные до блеска лезвия, воинственно искрились черные, блестящие, как гудрон, глаза маленьких воителей. Один из гномов — пухлый, как оладья на кефире, мужичок с рваной пегой бородкой, с размаху саданул меня по колену, и я, охнув от резкой боли, сел на траву. Гномов оказалось куда больше, чем я предполагал, — они повыскакивали отовсюду, даже сверху — из пышных крон. Гудящая толпа разделилась на две части: одна окружила Вишню (облачная Белка поспешила юркнуть в складки платья), другая подхватила меня, точно муравьи — гусеницу, и понесла в неведомые дали.
— Вишня! — только и успел завопить я. Но кто-то из гномов (кажется, тот самый, с пегой бородкой) сорвал с себя мятый шейный платок и бесцеремонно засунул мне в рот.