Крылатый лев (СИ)

— Да какую, зацепи змею за хвост, истину! — крикнул я и больно стукнул кулаком по стене.

Нет, не мог я поверить в то, что Вишня — не друг мне, а предатель. Она — друг! Больше, чем друг! И пусть чудовищные мысли бьют по мозгам, как тяжелый молот, все равно это неправда.

Прикрыв глаза, я постарался разобраться в деталях нашего трудного путешествия, чтобы потом заново сложить их в единое полотно, похожее на детскую картонную игру-бродилку, — с клеточками, карточками и кубиками. В подобную мы играли на моем дне рождения.

Так какая же роль в этой игре отводилась Вишне? Доброго друга? Любимой девушки?..

Или зловещей помощницы подземных сил, серой тени и коварной интриганки, как утверждает Колдун?

Каждое простое воспоминание мерзкие жучки-мысли тут же окрашивали в густой черный цвет. Зачем Вишня так упорно стремилась отправиться в путь, полный смертельной опасности, да еще Пашку-Пряника подбила, — неужели только потому, что я ей нравлюсь? А может быть, она знала, что для нее-то эта дорога вовсе не такая уж страшная? Вишня потеряла карту — а если это она передавала Колдуну сведения о наших маршрутах? Почему Колдун не убил Вишню, когда схватил ее возле костра, — он ведь успел бы полоснуть лезвием, но помедлил!

И ведь это не я, а Вишня отыскала огромное дупло, которое привело нас в Город берлог!

«Но там она чуть не умерла!» — возопил голос разума.

«Ты уверен?! — дружно заголосили мысли-жучки. — Но, может быть, она хорошо сыграла нужную роль, ведь она все делает на „отлично“! И откуда ты знаешь, что Вишня сказала гномам перед тем, как они тебя схватили? Ведь ты не понимаешь гномий язык! Кто знает, вдруг в новых проблемах виноват вовсе не несчастный молочный Кузин зуб?»

Загудело, как самовар, сердце. Каждое новое предположение занозой впивалось меж ребер и застревало там, причиняя невыносимую боль.

Да нет, все это ерунда! Вишня — моя подруга, моя радость, мое будущее! И она, возможно, в опасности, а я позволяю чудовищной чепухе заполнять голову.

Я поднялся — затекшие ноги едва слушались. Потянулся, прислонился лбом к желтым теплым бревнам. Не чувствовал ни голода, ни жажды, ни страха, ни тревоги — жаркая боль, поселившаяся в солнечном сплетении, вытеснила все эмоции.

Если я потеряю Вишню (исчезнет ли она или отвернется от меня), ничего больше не останется. Что случилось с отцом, я не знаю. Если он погиб, то дом наверняка сожгут лоботрясы или займут чужаки. Крылатый Лев не появился, и надежда отыскать его с каждым днем угасает.

Так кто я? Человек? Или бродячий покойник, который всем приносит несчастья, как убеждает Колдун? Что ж, может и к лучшему, что великолепный Лев покинул меня. Пусть летит к кому-нибудь более удачливому, умному, сильному, счастливому… Тому, кто будет его достоин.

А я — ничтожество. Оставил в опасности отца, не нашел Крылатого Льва, не смог уберечь Вишню — где она сейчас? Мне нечего делать в этом мире. Интересно, если я найду способ покончить с собой, окажусь в Городе берлог или в другом месте? Или вообще — нигде? Нигде — это лучше всего. Это идеально. Жаль, у меня нет больше меча. Один удар — и я там, где…

Ледяная мысль окатила с головы до ног. А если «там, где…» уже находятся родители? Разве они одобрят меня? Разве похвалят, если явлюсь к ним раньше срока? «Что же ты натворил, сын воина?» — печально вздохнет отец. Нет, мама и папа никогда не простят, если я так глупо распоряжусь жизнью, которую они подарили.

Значит, буду жить!

— Я буду жить! И Лев будет жить! — во весь голос крикнул я, чтобы встряхнуться. — Мы еще поборемся!

Предчувствие новой борьбы придало сил. Расправив плечи, я покрутил головой, чтобы размять шею, крепко потер холодные ладони. Низенькая, подбитая железом дверь оказалось запертой, и меня это нисколько не удивило.

Что ж, раз я оказался в новой тюрьме, надо выбираться. Только как это сделать? Подкоп — не выход, лопаты нет, крепких когтей — тоже, а ногти, хоть и порядком подросли, до кротовьих все равно не дотягивают.

Отодвинув занавеску, я посмотрел в окно и увидел пустой дворик, по которому бродили толстые рыжие куры. Распахнуть створки мне не удалось, хотя я отчаянно дергал за ручку и толкал раму.

Решив действовать рассудительно и хладнокровно, я вскочил на лавку, приподнялся на цыпочки и, немного попыхтев, отодрал с низенького потолка узкую щепастую балку. Продолжая в том же духе (рассудительность и хладнокровие!), я размахнулся и с криком «И-эх!» со всего маху зарядил по окну — да так, что хлипкое стекло мгновенно разлетелось на мириады осколков. Деревянная комнатка наполнилась прохладным ветром.

Я высунулся наружу, повертел головой. Если рядом бродит стража, придется биться, что же делать? Палкой махать я умею — она полегче, чем меч, с десяток гномов раскидаю. Если же снова навалятся толпой и повяжут, так хоть повеселюсь напоследок. Что терять-то, в конце концов?

Но едва я полез в окно (ох, узкое, как бы не застрять!), кто-то крепкий и решительный ухватил меня сзади за жилет и дернул так, что я тут же оказался внутри хибарки и больно приложился к помытому дощатому полу.