Читаем Крылатый пленник полностью

Так сочился день за днём, будто кровь, капавшая из распоротой вены. День без побоев и издевательств – редкая удача. Ночь, в которую тебя «не повели», – счастье. Утром лицо друга рядом, на нарах – праздник! Они были чудовищно длинными, часы суток в Дахау, для них надлежало придумать астрономам особую меру времени! А тех, кто пережил и ныне помнит эти часы, человечество обязано считать самыми заслуженными «пенсионерами чести»! Хонорис кауза!

<p>4</p>

В первых числах июня 1944 года вдруг началось волнение: карантин куда-то увозят. Слух всегда опережает событие в лагере, и как только заговорили об отправке, действительно, явился конвой, с собаками, автоматами… и примерно половину узников карантина переобули в башмаки и вывезли за пятнадцать-двадцать километров, в крупнейший филиал лагеря – Аллах. В этап попали и трое русских друзей.

Из внешнего мира в лагерь Дахау известия просачивались скупо. И весть о событии 6 июня, когда войска союзников высадились в Нормандии, открыв пресловутый второй фронт в Европе, дошли до тройки друзей только здесь, в Аллахе. Видимо, с этим событием и был связан перевоз смертников из Дахау на спешные работы в Аллах. Война начинала «подпирать» фашистов. Стратегически уже давно и безнадёжно проигранная, эта война ещё велась Германией по той чудовищной инерции, которую умеют развивать колёса войн! И «глубокий тыл» империи, каким до открытия второго фронта считался юг Германии, перестал быть столь надёжным, когда пушки заговорили на побережье Франции. Конечно, между этими союзническими пушками и оградами Дахау и Аллаха лежала ещё добрая тысяча километров, и никаких перемен в положении узников не произошло.

За электрифицированной проволокой Аллаха режим был едва ли не свирепее, чем за бетонными стенами «метрополии». Находилось в Аллахе тысяч пять узников из всех стран мира – рабочие-металлисты и строители.

Вячеслав, Кириллов и Терентьев, всё время стараясь держаться вместе, попали на самые тяжёлые земляные работы. Сначала нельзя было сообразить, что за объект здесь возводится. Работы были адские, на уничтожение, на полный износ! Инструменты – лопата, лом, кирка. Замес бетона делался вручную. Строительная площадка становилась могилой для сотен замученных. Впрочем, могила – слово здесь неверное, потому на такую роскошь, как могила, узник Дахау не имел права. Труп увозили из Аллаха в крематорий Дахау – так конвой отчитывался за узников, доказывая трупом, что «дас швайн»[65] не сбежал, а издох.

Мрачным условиям труда вполне соответствовала и мрачная жилая зона в Аллахе, рассчитанная на пять тысяч человек. Присмотревшись к работам, три советских офицера наконец поняли, что здесь затеяли немцы.

Строители-немцы именовали объект «бункерхалле», то есть «бункерный зал». Этот подземный «зал» предназначался под моторный цех завода БМВ («Байрише моторен веерке»[66]), поставлявший двигатели для германской авиации. В готовом виде это подземное сооружение должно было принять форму шляпки огромного гриба, зарытого в землю и защищённого ещё панцирным слоем бетона толщиной до восьми метров. Поверх этой шляпки предполагалось посадить для маскировки лес. Строительство находилось в трёх километрах от лагеря.

Утром, ещё в темноте, узников Аллаха будило чудовищное завывание сирены. Звук буквально ошеломлял, раздирал душу, от него самому хотелось завыть! Были случаи психических заболеваний, вызванных ужасом перед сиреной Аллаха. Тем более что далеко не всё население лагеря в Аллахе выводилось на работу. Там, например, Вячеславу впервые пришлось столкнуться с кошмарным еврейским гетто, населённым еврейскими узниками Дахау и Аллаха, гражданами самой Германии, Венгрии, Польши, Советского Союза, Румынии, Италии и других оккупированных или союзных Германии стран. Этих людей привезли в Аллах, видимо, просто на потеху фашистским молодчикам, для медицинских экспериментов и истязаний, потому что из гетто их никуда не выводили. Евреи носили на спине и груди шестиконечную звезду жёлтого цвета.

Здешние капо превосходили жестокостью даже дахауских коллег, и когда весь лагерь выводился на бункерхалле, заключённые евреи оставались в лагере во всевластье звероподобных капо. Всё, что убогая фантазия человеко-ублюдков была способна измыслить для издевательства над «гарантированными смертниками», притом интеллектуально развитыми, культурными людьми, всё практиковалось в Аллахе ежедневно, пока объект истязаний не перекочёвывал из гетто в ревир. Отсюда труп или полутруп направлялся в Дахау.

На рассвете, после обычной порции эрзац-кофе, заключённых нееврейской национальности уводили на бункерхалле. Ни один человек из тех немногих живых, кто ещё может свидетельствовать не на библейском Страшном суде, а на любом юридическом разбирательстве фашистских порядков в Аллахе, не забудет упомянуть это шествие на работу!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза