Читаем Крылатый пленник полностью

Отобранных парней увели следом за чиновными гостями. И на другой же день блок узнал от ухмыляющегося дяди Володи, что узников отобрали не для работы, а для «науки» – «фюр ди виссеншафт»[63], как важно заявили и другие капо, поднимая кверху палец. Для науки! Оказалось, что в Дахау существуют большие лаборатории, где на осуждённых испытывались различные болезнетворные микробы, газы и яды. Производились эксперименты искусственного погружения в холод с последующим размораживанием, но размораживали, конечно, уже труп. Проверялось действие «сердечного воздушного тампона»: в вену пускался шприцем пузырёк воздуха, и «врач» по часам следил, через сколько минут «тампон» остановит действие сердца. Всё это дядя Володя обстоятельно объяснил своим слушателям за обедом, но слушатели уже знали об этих лабораториях от заключённых врачей-немцев, тоже ожидавших своей очереди… в печь. Для русских людей всё это звучало дикой кровавой фантастикой, здесь – никого особенно не удивляло. «Что ж вы хотите – Гитлер?!» – вздыхали западные люди. Разумеется, никто из увезённых парней не вернулся, и дрожь пробегала по коже от мысли, какая участь их всех постигла.

И вот однажды наступила минута, когда, казалось, и героям нашей были пришёл конец!

Секцию карантинного блока повели в маленький ревир, ту часть зоны, где имелся «медпункт». Лечебного или профилактического значения он не имел, так как больных в лагере «не было». Но зато в этом «медпункте» оказался рентгеновский аппарат.

Люди стали прощаться друг с другом. Вячеслав обнялся с Кирилловым и Терентьевым. Они втроём в последний раз прижались друг к другу щеками, глянули друг другу в глаза. Дескать, не много успели, но что было в силах, выполнили, можно умереть спокойно!

Потом всех построили гуськом. И люди ждали, что прямо из ревира они уже пойдут в какие-нибудь катакомбы «научной» смерти.

Вячеслав первым из тройки русских подошёл к рентгеновскому аппарату. За аппаратом сидел немец в форме и бегло рассматривал каждого узника через аппарат.

– Скелеты, что ли, или черепа проверяют? – недоумевал Терентьев. – Для расовой теории, разве что?

Перед аппаратом Вячеслава задержали всего на секунду. Немецкий рентгенолог остался чем-то недоволен, потому что не сделал в карточке никакой пометки и сердито крикнул: «Следующий!» Точно так же прошли аппарат Терентьев и Кириллов.

Оказывается, проверяли, нет ли у смертников золотых зубов, коронок, крючков из золота на искусственных челюстях и самих искусственных челюстей. Разумеется, у пожилых западноевропейцев таких предметов нашлось немало. После проверки рентгеном, на всякий случай, узникам заглядывали в рот три дюжих «санитара». У них были карточки и номера заключённых, передаваемые с рентгена. У обладателей золотых «сокровищ» во рту на карточке ставился крестик. Это были ближайшие кандидаты в крематорий: рейх нуждался в валюте! У наших трёх друзей ничего «валютного» во ртах не оказалось.

Те же санитары рассматривали на телах узников татуировки, в особенности художественные. У одного моряка с желтоватой кожей татуировка покрывала всю грудь, изображая экзотический пейзаж с пальмами, львами и красавицами. Человек был уже не молод и, видимо, страдал от этого следа юношеских глупостей. Один из немцев обвёл татуировку пальцем и якобы в шутку спросил своих коллег, пригодно ли это для лампенширм, то есть для абажура. Коллеги закивали головами абсолютно серьёзно:

– О, я, я, абер гевисс![64] Мол, какие же могут быть сомнения!

Когда людей снова привели назад, в карантинный блок к дяде Володе, куртки были мокры на спинах от холодного липкого пота. Какой-то чех, поставив свои колодки, босиком прошёл в спальню (уже позвали на обед) и бросился на колени у своей койки.

Вячеслава тронула его поза, худые босые ноги, отчаянные глаза.

– О чём просишь Бога, друг?

– Я молю Всевышнего Отца нашего о даровании смерти быстрой и безболезненной. Господь милосерд и пошлёт нам Своего ангела. Я боюсь боли. Они будут рвать у меня зубы, я хочу достаться им в руки только мёртвым, я молю о том Создателя! А вы, господин?

Вячеслав похлопал его по согбенным плечам и тихонько отошёл. Чем он мог утешить этого страдальца?

На другой день дядя Володя устроил экзекуцию одному молодому сербу с чёрными напуганными глазами. Тот забыл снять колодки в коридоре и «простучал» по полу штубы. Дядя Володя выстроил узников в коридоре, за дверью, а серба поставил на корточки посреди комнаты. На вытянутые руки он положил ему доску с нар и заставил держать на весу, а сам тем временем бил серба палкой по вытянутым рукам, напряжённым мускулам плеч, по шее, по голове. Когда серб терял сознание и падал, дядя Володя плескал ему в лицо водой и снова бил до обморока. Когда серб уже не смог подняться, садист подошёл к строю и, скривив черномазую харю, показал большим пальцем через плечо:

– Видели? Вот попробуйте повторить – с каждым то же будет!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза