Крылатый пленник

— Да, в яме спрятал, в лесу. Держал там этот тип ещё двух чернобурых лисичек, пойманных осенью живьём, ждал, пока окончательно перелиняют, чтобы потом их и придушить. Очень, говорят, ценные были лисички, природные чернобурки, не с фермы.

Так в этой лесной яме орёл наш клетку разломал и обеих лисичек распотрошил в своё удовольствие. И когда ворюга-хозяин в яму свою полез, орёл и ему гостинца преподнёс: ногу ему клювом до самой кости долбанул так, что тот проходимец с лестницы загремел. Ну, конечно, озверел, схватил палку от разломанной клетки и давай орла избивать. Уж как тому посчастливилось в этом бою уцелеть, не знаю, только вырвался он из ямы весь избитый и израненный и пошёл по лесу прыгать — взлететь-то он уже не мог! Заметили его ребята из экспедиции, узнали, пробовали поймать, но уж тут он никому не дался. Ушёл от людей в тайгу, и дня через три подобрал его в самой чаще один охотник, проверявший капканы. Орёл был уже полуживой и охотнику не противился.

Принёс он ночью разбитую птицу к нам на станок да всю историю и рассказал. Оживился орёл чуть-чуть, когда казаха узнал, а тот принялся его выхаживать.

Не думали мы, что когда-нибудь этому орлу доведётся вновь в воздух пойти — уж очень сильно был избит: крыло ушиблено до крови, одна нога надломлена, перьев потерял чуть не половину, один глаз закрылся, везде кровь запеклась…

И что же вы думаете? Выходил-таки казах своего крылатого друга. Не пропал воротившийся пленник. Ногу ему натуго изоляционной лентой закрутили, крыло подвязали, чтобы не размахивал им до поправки, кровь помаленьку отмыли, и через месяц орёл начал опять летать учиться. Весь курс сызнова.

— И опять с камнями упражнялся? — спросил мой сосед.

— Не помню, но, вероятно, всю науку заново проходить пришлось, чтобы опять, как говорится, до полётов допустили.

— И летал нормально?

— Да ещё как летал! Казах его через месяц-другой домой к себе повёз. Экипаж мне как раз знакомый попался, я провожал товарища, так стюардесса даже испугалась: первый раз пассажира с таким клювом в Красноярск везла.

— А потом потеряли его из виду?

— Нет, почему же? Писал нам потом наш товарищ из Казахстана, что лучшего орла-охотника во всей округе не было. Вот такая история! Можно сказать, здешняя быль.

— Расскажите ещё, товарищ, что-нибудь, — заговорили все. — Вечер длинный, пароход стоять до утра будет, тепло, светло и уютно. Что сейчас на берегу делать? Расскажите, просим!

— Хватит, братцы, какой я рассказчик. Передаю слово, как говорится, следующему оратору. Спасибо за внимание!

И тогда мой сосед, лётчик в комбинезоне, повернулся к остальным слушателям и сказал:

— Товарищи, хотите я вам про другого крылатого пленника расскажу? Очень мне товарищ-рассказчик сердце… растравил. Охота и мне с вами такой же былью поделиться… Только не про птицу, а про одного советского лётчика в немецком плену. Будете слушать?

— Просим! — радостно согласились все… И я тогда впервые услышал историю крылатого пленника Вячеслава Иванова.

2

Я возвращался к себе с парохода. Лил дождь, размывая глинистую почву. Одолев высокий подъём от пристани, я оглянулся на «Марию Ульянову». В салоне уже погасили свет. Только отражение мачтовых огней в бурной воде сверху, с откоса, казалось какой-то белесоватой жидкостью, пролитой с пароходного борта.

Вместе со мною шагали оба геолога. Мы добрались до деревянного тротуара, — тогда в Игарке всё было деревянным, от водокачек до ложек — и идти стало легче. На краю тротуара мы счистили вязкую глину с сапог. Скребком служил край доски, щёткой — щепка.

— Читал я в рукописи отрывки вашего романа, — сказал мне один из спутников. — Этот ваш «Наследник из Калькутты» — чистая фантазия. А вот сейчас мы слышали чистую быль. По-моему, это интереснее. Вы бы попробовали записать эту историю, ей богу! Их ведь совсем мало сохранилось, таких «крылатых пленников». А этот… просто удивительно! После всего пережитого снова летает, новую технику освоил. Писать нужно о таких, молодёжь учить, чтобы росла похожей на них.

— «Гвозди б делать из этих людей, крепче б не было в мире гвоздей!»[214] — процитировал второй геолог. — Тема вам сама в руки лезет, а вы… колеблетесь как-то. Чего молчите?

— Что ж словами бросаться? Я и сам понимаю, слушали мы… голос самой истории, что ли. И этот орёл, и этот лётчик… Но ведь темой… «заболеть» нужно, выносить её в себе, выстрадать…

Мы расстались. С острова северо-восточным ветром донесло звук авиационного мотора. Было слышно, что на аэродроме пробовали заводить тяжёлый, многоцилиндровый двигатель, вероятно, свежеотремонтированный. Мотор недовольно выл, фыркал и давал перебои. Луна взошла, укрытая облаками, и временами находила в них смотровую щель. Тогда на реке белыми молниями вспыхивали барашки. Расталкивая эти белые гребни в стороны, прошёл от парохода к острову моторный катер — вероятно, лётчики вернулись на аэродром.