Изучив воздушную обстановку на Кубани, приступили к подготовке облета линии фронта. На следующий день эскадрильи в составе четырнадцати самолетов должны были пролететь вдоль линии фронта, ознакомиться с местностью, передним краем. Возглавляли группы лучшие командиры 45-го полка. Понимая, что полет в таком составе опасен, я высказал командиру полка свое мнение:
– Нельзя лететь таким большим составом. Боевой опыт показывает, что группа, имеющая более восьми самолетов, становится неманевренной. Из четырнадцати самолетов получится «рой», а не строй. Внезапная атака пары «Мессершмиттов» неизбежно приведет к потерям.
По-видимому, мои рассуждения показались командиру никчемными.
– Товарищ Покрышкин, ваше дело слушать и записывать указания, а не высказывать мнение. Когда станете командиром полка, тогда и будете давать свои предложения. А сейчас не мешайте» [49] .
Капитан Александр Волин удивленно посмотрел на все никак не унимавшегося капитана-летчика. Его волевое открытое лицо показалось Волину смутно знакомым. Но вспомнить, где он его видел, капитан не мог. И только после окончания совещания, когда гвардии капитан Покрышкин поднялся во весь свой богатырский рост, Александра Волина как током ударило! Это же ведь тот самый раненый летчик, с которым он лежал в одной палате в госпитале! Они тогда еще и качали мускулатуру тяжеленными чугунными утюгами. Чем доводили до белого каления врачей и медсестер… [50]
У входа в общежитие гвардии капитан Покрышкин сам нагнал Александра Волина.
– Здорово, тезка! – просто поприветствовал гвардеец, протягивая широченную, похожую на медвежью лапу, ладонь.
– Здравия желаю, товарищ гвардии капитан.
– Александр, ты это брось, – широко и, как всегда, искренне улыбаясь, перебил его Покрышкин. – Мы в одном звании, к тому же и имена одинаковые у нас. Пойдем, я тебя с нашими ребятами познакомлю. Расскажешь, как там, в Сталинграде, воевалось…
– Тяжело воевалось… – вздохнул тяжко Александр Волин. – Но все же мы их одолели.
Вокруг них постепенно собрались и другие летчики, преимущественно из 16-го истребительного авиаполка: Голубев, Клубов, Речкалов, Жердев, Фадеев, Фигичев, Трофимов…
– А сейчас среди всех этих «фонов» и «баронов» «старые знакомые» имеются?
– Точно так, – кивнул Волин. – Есть «старые знакомые» – немецкая Истребительная эскадра 52. Они летают только на «Мессершмиттах» и дерутся очень отчаянно. Говорят, что среди их пилотов нет никого с меньше чем полусотней побед.
– Ну, насчет их «побед» мы знаем, – скептически хмыкнул один из летчиков с такими же, как и у Александра Волина, следами ожогов на лице.
– Это да, но они все равно – звери. И относиться к ним нужно так же – как к зубастому и злобному хищнику, бить расчетливо и наповал!
– Это точно…
– Но нужно побеждать не числом, а уменьем, по-суворовски, – сказал Волин.
Все летчики вдруг заулыбались и стали переглядываться. Александр Волин не понял, что произошло, но пребывал в недоумении недолго. Его тезка, Александр Покрышкин, отлучился ненадолго, а когда вернулся, на стол лег самодельный альбом.
На его титульном листе была изображена пикирующая на «мессер» «Аэрокобра», рисунок венчали слова, сжатые, обжигающие, как пулеметно-пушечные очереди: «ИСТРЕБИТЕЛЬ, ищи встречи с противником! Очищай небо от фашистской мрази!» И та самая знаменитая, прошедшая сквозь века сражений русского народа, крылатая фраза великого полководца: «Воевать не числом, а уменьем!»
– Слишком долго мы воевали числом, – сказал Александр Покрышкин. Голос его прозвучал глухо, а в глазах мелькнули отблески пламени воспоминаний о самом страшном, сорок первом годе. О том, как, подбитый, он чудом приземлился на пашню, а потом прятался за мотором верного «мига» от очередей «Мессершмитта»-«охотника». Как выходил он, раненный, из окружения, не бросив свой верный МиГ-3, который везли на буксире за грузовиком. О том отчаянно-смелом ночном прорыве… Летчик-тактик тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и решительно хлопнул мощной медвежьей ладонью по титульному листу самодельного альбома. – Но теперь пришло время воевать уменьем!
На некоторое время остальные летчики тоже притихли, вспоминая все эти огненные годы, друзей, которых уже не вернешь, тех, кто ушел в свой вечный полет…
Задумался и Александр Волин, вспомнил, как прибыли к ним в эскадрилью в первые дни войны совсем еще молодые ребята, сержанты – последний довоенный выпуск летного училища…
…По пыльной дороге хилая лошадка тащила подводу. Сонный возница лениво понукал клячу, рядом с ним сидели девочка в ситцевом платьице и пожилая женщина внушительного телосложения. Повозка была нагружена нехитрым домашним скарбом. Внезапно полуденный июньский воздух распорол знакомый до жути вой. Люди проворно спрыгнули с подводы и спрятались в придорожной канаве. За лесом несколько раз громыхнуло, раздался сухой треск, будто разорвали полотно. Потом над лесом появились ненавистные силуэты самолетов с толстыми, будто одетыми в лапти, колесами. Покружившись над лесом, они ушли на запад.