Крылья Эжена (СИ)

И самое ужасное, что он хотел этого. Отдаться терпкому счастью, просто подставить свой зад сильному человеку. Он мысленно разрисовал его, как героя, беспощадного убийцу. О, да… он и убьет его! А Эйнар будет вспоминать эту дурацкую выходку и сожалеть… Да не будет он сожалеть, ему все равно. Он мечтает избавиться от любых свидетельств существования Эжена. Эжена передернуло от этой мысли, но он не отступил. И оставив теряться в догадках принцессу, пересел к входу и выставил ногу со спущенным чулком в проход. Он сидел долго. До последнего слушателя, и даже Эжени не смогла вытащить его после окончания проповеди. А когда он встал с места и выскочил во двор, чтобы подышать воздухом, его тут же скрутила охрана. Злосчастный чулок стаскивал с него Эйнар в своем кабинете. Он сжег его в камине и устало опустился в кресло.

— Ты проиграл, малыш, с завтрашнего дня ты у нас невеста. Отдам тебя, кому пожелаю. Платье тебе принесут с утра. Теперь у тебя будет горничная, как у всех дам легкого поведения. А теперь просто уйди.— Я не хочу тебя наказывать, не хочу делать заложником в своем доме. Я трусливо терплю твое присутствие, потому что люблю. Но эта любовь не позволительна мне, да и многим мужчинам. Я не откажусь от короны, а ты не откажешься от ребенка. Нам придется рвать по живому. И мне будет сложнее. Я только что понял, кто ты для меня. Понимаю, что хочу быть рядом и как же это мучительно. Я отдам тебя лучшему. Ты сможешь вернуться, когда я остыну. А выбирать буду я. - Он не мог собраться с мыслями, путался в своих желаниях: то приближал Эжена, то гнал его прочь… - Сегодня ты останешься со мной. Не хочу больше мучиться, если кто-то возьмет себе королевскую подстилку, полюбит как я… С завтрашнего дня твой удел платье, подвязки и шелковые чулочки. Все, как ты хотел. Любимый.

========== Под кроватью, на кровати. Глава, в которой Эжен очень много спал и … ==========

Комментарий к Под кроватью, на кровати. Глава, в которой Эжен очень много спал и …

Опять не бечено…

Эжен проснулся среди ночи. К нему вернулось ощущение моря.

Упоительная шелковая нежность волн захватила его вновь, но не принесла радости. Он лежал на дне лодочки с пробитым дном, и приторно-успокаивающая вода пропитала все его существо. Совершенно голый, с закрытыми глазами, он пытался зацепиться за борта, чтобы не захлебнуться во сне. И только едва заметное укачивание штиля напоминала ему о реальности, помогало вытащить себя из дремы. Он вспоминал и не мог найти зацепок. И даже запах гниющих водорослей с берега не бил в нос. Он помнил его с детства. Неужели он тонет?

Он двигался в луже на донышке — вода качала его от бортика к борту — скользил ягодицами по дну, и мерзкая тошнота подкатывала к горлу. Он хватался за ускользающие мысли. Помнил заходящее солнце, падавшее на окна раз за разом, как удар. Оно переливалось перед глазами. От каждого брызжущего кровью луча становилось больно и смешно. Он не смог остановиться и хохотал под каждым ударом, пока Эйнар не опомнился. Истерика его испугала. Эжен так и не смог открыть глаза — они отекли и веки с трудом пропускали свет сквозь слипшиеся ресницы — красавчик. Но даже сквозь закрытые веки солнце обжигало глаза — он решил оставить все как есть и не смотреть. Перетерпеть. Иногда движение лодки замирало и Эжена скручивало с новой силой. Но сил, чтобы подняться и намочить лицо водой, не было.

“Вечер, — решил Эжен, когда в глазах потемнело, — или заволокло тучами.”

Он как-то неумело пошевелил руками и положил ладони на живот, который жил своей жизнью: в нем явно происходила битва — по расслабленным мышцам пробегала волна. Вернее это были толчки.

Эжен рванулся навстречу заходящему солнцу и раскрыл глаза. Вот оно солнце! С пепельными прядями упругих мокрых локонов: влажными от моря или дождя. И солнце любит море. Барахтается каждый восход и закат в синих волнах.

Лицо Эйнара жило своей жизнью, отдельной от тела — с полузакрытыми глазами, на обратной стороне век которых намертво застыло желание, с ритмично раздувающимися ноздрями и плотно-сжатыми губами. Это было солнце Эжени. Только в его лучах он мог жить и плавать. Солнце обжигало болью и не умело нести счастье. Но оказывается, Эжену кроме него не нужен был никто. Он залюбовался Эйнаром, раскачивающимся над его телом.

Между той минутой, когда он вошел к нему после проповеди и временем, когда Эжен пришел в себя под своим любовником, прошла вечность, целая жизнь, а он ничего не помнил. Он тянулся за дыханием, тревожащим его волосы. Эйнар в который раз сдувал ему со лба челку. А Эжен отмахивался и возвращал ее обратно. Они играли, но им не было весело, скорее это напоминало обман. Один говорил, что ему не нравится, а второй: “Мне до этого нет дела”, — и снова склонялся, чтобы губами коснуться лба. Эжен почти в бешенстве, да и живот сводит неприятной судорогой. Он пытается отвернуться — не смотреть на злое солнце, сжимающее пространство до маленькой точки. И опять боль. Эйнар Эхо не целует, он режет свою боль на части, отдавая половину Эжену:

— Возьми, возьми, только верни мне меня.