Крылья и цепи

Да, чуть не забыл. Будете писать письмо — шлите заказным. И хорошенько заклеивайте. Почтальоном сейчас работает Райка Киселева. Говорят, она балует с письмами. А на меня у нее давно зуб: прошлый год с месяц гулял с ней, а после ноябрьских бросил. Вот она и затаила обиду. А так, в остальном, все в порядке. Бычка уже пробовали запрягать. Тянет, шайтан, что твой вол. Так что зимой насчет дровишек будет обеспечено. Еще раз привет всем. Ждем».

Дмитрий положил письмо на стол и долго ходил по комнате.

Открылась дверь. В комнату, с опаской переступая высокий порог и держась за косяк, вошла Машенька. Ее губы, щеки, руки были густо вымазаны в темно-розовом вишневом соку. Белый фартук на ней был в розовых пятнах. В правом кулаке Машеньки были зажаты раздавленные вишни.

— Папонька, на… — Она протянула отцу вишни.

Дмитрий взял дочь на руки, поцеловал ее в вымазанные щеки и поднял высоко над головой.

— Солнышко ты мое утреннее!.. Партизан ты мой отчаянный!.. Да разве могло все быть по-другому?.. Шлет тебе поклон из Сибири твой дядя Саша.

На руках с дочерью Дмитрий вышел из дома. После дождя во дворе стояли теплые лужи. В одной из них, поджав под себя задние лапы, на животе лежал вислоухий серый щенок. Словно стараясь поймать козявку или букашку, плавающую в луже, он с силой бил лапой по воде и, смешно фыркая, тряс мокрой головой. Дмитрий остановился, любуясь щенком. А он, не замечая подошедшего Шадрина, продолжал дробить в луже расплавленные струи солнца.

Вечером почтальон вручил Шадрину заказное письмо с казенным штемпелем. Адрес на конверте был напечатан на машинке. «Странно… — подумал Дмитрий. — Президиум Верховного Совета СССР. Зачем я им там понадобился?..»

Дмитрий разорвал конверт. В письме было несколько слов. Шадрина приглашали в свободное для него время зайти в Комиссию законодательных предположений, к заместителю председателя комиссии Иванову В. П. В письме были указаны номер телефона, а также подъезд, этаж и номер комнаты Иванова.

Письмо озадачило Шадрина. «Иванов… — мучился он в догадках. — В одной только Москве проживает тридцать тысяч Ивановых…»

III

До Охотного ряда Дмитрий доехал на метро и вышел к Манежу. Водоворот толпы у входа в метро чем-то напоминал осенний вихревой листопад в саду. Шадрина втянуло в этот шумный людской водоворот, как подхваченный круговым ветром лист. Втянуло и понесло вместе с человеческим потоком на Красную площадь.

У входа в Мавзолей стояли часовые. В их каменной неподвижности дышала напряженная сила. Дмитрий смотрел на часовых и думал: «Зачем я, учитель школы, понадобился в Кремле?..» Сколько ни перебирал он причин, ни одна из них не казалась ему правдоподобной. Знал только одно, что для плохого в Кремль не вызовут.

Спасские ворота, бюро пропусков… Молча протянул он дежурному коменданту паспорт, тот захлопнул окошечко и минуты через две снова подал Дмитрию пропуск, назвал номер корпуса, этаж и комнату, куда ему следовало идти.

А вот и проходная Спасских ворот. Шадрин прошел мимо дежурного офицера с красной повязкой на руке.

«…Кремль!.. Так вот ты какой!..» У Дмитрия захватило дух. Он остановился. Не думал никогда, что вот так, запросто, войдет он на священный холм, обрамленный зубчатыми древними стенами.

Раньше, гуляя с друзьями-студентами по Александровскому саду или по набережной Москвы-реки, он смотрел на кирпичные башни Кремля и думал, что за ними стоят дома-исполины, что сама земля кремлевская напоминает гигантскую чашу, по краям которой, как барьер амфитеатра, сотни лет назад воздвигли толстую кирпичную стену. А тут вдруг все предстало перед глазами другим, простым, понятным… Низенькой и невнушительной показалась ему зубчатая стена отсюда, с бугра. Вот он стоит могущественный царь-колокол с выщербленным бронзовым куском, для перевозки которого потребуется целая железнодорожная платформа. Чуть подальше у цокольного этажа желтого приземистого здания выстроился ровный ряд старинных пушек разных калибров. У их дубовых колесниц пирамидами сгрудились чугунные ядра. А вот и белокаменная колокольня Ивана Великого. Ее Дмитрий видел на открытках. Золоченые купола соборов дышали стариной, Русью. Дмитрий огляделся. Все ему показалось древним, величественным, славянски патриархальным. И вместе с тем до предельной ясности понятным, родным.