Крылья Мастера / Ангел Маргариты

А я почему-то должен прятаться, думал он саркастически, и всего лишь из-за какой-то морали. Это несправедливо, взывал он к справедливости. Получается, все получают передышку, кроме меня, бедного и пропащего. Ногу себе что ли оттяпать, с жуткой сюрреалистичностью думал дальше, имея в виду вполне определенный хирургическую операцию с помощью пилы, зажимов и тазиком для утилизации конечностей.

С недавних пор он с завораживающим любопытством наблюдал за действием эпидурального наркоза, хотя бы у того же самого капитана Слезкова: в тот момент, когда ему пилили ногу, а пилили её ровно полторы минуты, тело у него было расслабленным, как на ялтинской ривьере, а на лице блуждала лучезарная безмятежность, как у полноценного якобинца на гильотине. И всё благодаря несравненному морфию, будь он неладен!

И Булгаков подался к Филиппу Филипповичу, как к своей последней надежде избавиться от душевных страданий, и чего греха таить - от свежей, дурной привычки тоже, но карты, естественно, не раскрыл, полагая, что это опасно и крайне бессмысленно: так было написано буквально под копирку во всех учебниках, толстых и худых, больших и маленьких, а главное - у Фрейда, восходящей звёзды психоанализа, статьи которого Булгаков самозабвенно читал в отчётах Нью-Йоркского психоаналитического общества.

- Нет у вас никакого рака! - сказал Филипп Филиппович, пожимая бабьими плечам и с явным удовлетворением обрабатывая руки фенолом. - У вас обычный невроз!

Филипп Филиппович был волостным начальством с самыми широкими медицинскими полномочиями, сиречь он разбирался не только в предстательных железах, проктологии и профильной хирургии, а был тем исконно сельским врачом, на которых держалась вся провинциальная медицина России. Он находился в плановой поездке по вопросам инспекции гинекологической службы, и Булгаков пока что успешно прятал от него Тасю в других отделениях. Стыдно было признаться в своей коновалости и незнания гинекологии, а ещё страшнее было презрение товарищей по цеху.

- Ну а как же?.. - испугался Булгаков, имея в виду классику многомесячных наблюдений за такого рода больными, после которых только и можно было вынести окончательный диагноз; он понял, что Филипп Филиппович намекает на душевную дисфункцию.

- Вы, батенька... - пояснил Филипп Филиппович с выражением превеликого мастерства на добрейшем лице, - много работаете, мало спите и совсем не пьёте. Покажите язык. - Булгаков показал. - А пить надо, - назидательно сказал Филипп Филиппович, явно одобрив цвет языка Булгакова, - чтобы не кувыркнуться раньше времени. Невроз, знаете ли, надо тормозить, иначе он вас засосёт в такое болото, из которых вы не выберетесь до конца дней своих и пропадёте ни за грош собачий. Питьё определяет сознание! - добавил он с долготерпением, свойственным крайне умным людям.

- Ё-моё... ё-моё... - покорно соглашался Булгаков, натягивая брюки и лихорадочно обдумывая предложение. - Сбегать в "Бычок"?..

"Бычком" на Московской улице, между пожарной колокольней и почтой, для простоты душевной именовали магазин колониальных яств "Буженина и окорок", в отличие от "Мегаполиса" на противоположной стороне, где предпочитали самогон, фруктовые наливки и мороженных дафний для аквариумистов.

Вдруг в голове у него что-то щёлкнуло, как бретелька на спине Таси, и он не поверил ни единому слову Филиппа Филипповича. Щелчок в голове был признаком непроизвольного озарения, и ему показалось, что он сам знает все свои болячки, как пять своих пальцев, и душевный кризис здесь не при чём, хотя о Филиппе Филипповиче ходили легенды и он слыл местным Гиппократом в самом широком смысле этого слова, но на этот раз ошибся; существовало ещё нечто, о чём медицина не имела ни малейшего понятия и никогда не учила и не могла учить - лунные человеки.

- Зачем?.. - сдержанно обрадовался Филипп Филиппович понятливости Булгакова.

- Закуски возьму! - нашёлся Булгаков, пытаясь вникнуть в ход мыслей Филиппа Филипповича, чего ему ни капельки не удавалось из-за разности возрастов.

Если у меня душевный кризис, думал он, то дело дрянь. Но со мной этот фокус не пройдёт! - едва не перекрестился он. Я поэтому и колюсь, потому что психика не выдерживает натуры жизни!

- Удовольствия лишимся, - предупредил Филипп Филиппович, вытирая руки и странно погладывая на Булгаков.

А вдруг он тоже лунный человек? - ужаснулся Булгаков, а я со всей душой. Нет, не может быть, вспомнил он трактир "СамоварЪ", в Киеве, на Александровской площади, Филипп Филиппович не в курсе, он вообще, похоже, не подозревает о существовании лунного мира, а насчёт невроза ввернул по великому наитию. Рефлекс Земмельвайса, к счастью, ему явно чужд.

- Нет, мой друг! Мы испортим натуральный вкус спиритуса виниуса! - торжественно объявил Филипп Филиппович и выдал себя с головой.

Ё-моё... ё-моё... да он же тихий алкоголик, наконец-то сообразил Булгаков.