Крылья войны

Изделия полиграфии, удостоверяющие что я – это младший лейтенант Журавлев А. И. и прибыл не ради своего интереса, а согласно воле пославшего меня провидения, нареканий не вызвали. После выполнения этих ритуальных жестов и обмена приветствиями мою замерзающую тушку пропустили в границы летного царства. Темноватый коридор от помещения «дежурки» отделяло стеклянное окно с «кормушкой». Внутри за столом обнаружился еще один сидящий воин, охранявший покой авиаторов и их техники.

– Синицын! – рявкнул старшо́й.

– Я! – с табуретки подлетел боец. Если бы секунду назад не видел, как этот герой успел задремать (пока начальство повернулось к нему спиной), то мог подумать, что в сиденье табурета установили пружину.

– Проводишь товарища младшего лейтенанта до канцелярии, – сказал старший сержант, проводящий меня по коридорчику. При этом он дал понять, что «отъезд зафиксирован» и весьма недвусмысленно погрозил виновному кулаком. Выпустив меня с другой стороны проходной, он от двери окликнул «вратаря», продолжавшего топтаться у ворот.

– Тяпушкин! Всё – снимайся с усиления. Сдашь тулуп и оружие и пулей сюда ко мне.

Тяпушкин приложил серьезные старания, для того чтобы высвободить свой «кричальник». В результате героического напряжения буденовка слезла бойцу на «клюв». Рот освободился, но при этом островерхий головной убор закрыл ему нос и глаза.

– Есть сниматься с усиления, – ответил боец и приступил к выполнению поставленной задачи. При манипуляциях с буденовкой съехал ремень винтовки. При попытке вернуть трехлинейку на место и начать движение в сторону «караулки» этот воин умудрился запутаться в полах тулупа и поскользнуться. С неотвратимостью снежного обвала боец рухнул на утоптанную дорожку. Карамультук, пролетев в опасной близости с моим фасадом, грохнулась на дорогу. Чтобы это тело вернуть в вертикальное положение, теперь потребуется мощь всего наряда, – вон он на спине барахтается, как жук-бронзовка, перевернуться никак не может… А я не Жаботинский, чтобы такие тяжести поднимать. Поэтому ограничился только тем, что обратился к старшему сержанту:

– Будьте добры поторопить Синицына. – Затем добавил: – И вызывайте подъемный кран. – Потом, вспомнив о необходимости вежливости, присовокупил: – Пожалуйста.

Старший сержант, как паровоз в кино, с шипением выпустил пар, добавив тройку непечатных слов. Облако повисло в морозном воздухе. От «ласковых» выражений продолжал дрожать легкий звон. Еще десять секунд мы постояли, посмотрели на мизансцену и друг на друга, после чего обоих «пробило на ха-ха».

– Синицын! – крикнул переборовший смех помдеж в темноту КПП. – Давай живее!

Аккуратно обойдя ворочавшегося на дороге Тяпушкина, мы проследовали по направлению к нескольким двухэтажным домикам. Возле одного из них, получив заверение, что канцелярия находится именно здесь, на втором этаже, я отпустил сопровождающего и пошел оформляться. В «военные авиаторы», так сказать. Не имея при этом ни одной минуты налета.

Вы слышали, как заунывно поет Бутусов: «Я пытался уйти от любви…»? Через неделю в «учебке» мне приперлось в душу желание также начать ныть: «Я хотел научиться летать…» Запасной игрок и запасная авиаэскадрилья учебной бригады. Какие близкие названия и какие далекие смыслы. Перечислю наши учебные пособия: кусок бронекапсулы «Ила» с кабиной (или как меня все бросятся поправлять – «кокпитом»), доска школьная черная, с набором огрызков белых мелков и вечно сухой тряпкой (а что поделаешь – Сахара…), двенадцать столов и тридцать шесть стульев. Еще три здоровых шкафа со стеклянными дверцами, предназначенные для хранения макулатуры типа уставов и наставлений по применению. К моему счастью, там нашлось то, что мне было нужно, – описания отдельных частей и агрегатов «горбатого».

Что там говорил Серега Скворцов?

– Дров на сегодня достаточно. Изучайте матчасть.

Вот это про нас. Только, в отличие от Кузнечика, дрова были самыми настоящими. До двух потрепанных бипланчиков (вроде как «У‑2», боюсь ошибиться) нас допускать никому и в голову не пришло. То ли бензина не было, то ли желания у руководства. После довольно «средненького» завтрака (что-то между теми помоями, которыми кормили в «моей» армии и студенческой столовке) на выбор была или строевая, или заготовка дров для казармы, столовой и учебного корпуса. Наряд на дроворубные работы, конечно, выполнялся по графику. Но все считали своим долгом втиснуться вне очереди.