Строевая подготовка заключалась в том, что пилоты-лейтехи (ну типа будущие командиры эскадрилий и звеньев) строили пилотов-сержантов (вроде бы как своих будущих подчиненных) и вместе с ними изображали комик-пародию на роту почетного караула. Нет, плац перед занятиями, конечно же, расчищался фанерными лопатами и проходился обгрызенными метлами. Силами курсантов, которым выпала великая честь осваивать навыки строевой подготовки. На некоторых участках особо рьяным товарищам (лишь бы только маршировать поменьше) даже удалось докопаться до твердой массы, напоминающей асфальт, но в основном везде был утоптанный снег, по которому надо было печатать строевой шаг в валенках. Унты вещь классная, но их, во‑первых, не всем выдали, во‑вторых, стоило поберечь для полетов (ну, в конце концов, будут же они?). При нормальном таком минусе по утрам (кстати, кто там пел про жуткие морозы зимой 41-го? – зима как зима) в сапогах ноги скукоживались через час. Так что оставались только валенки. Вы не пытались тянуть носочек в валенках? И не надо – не выйдет. Попробуйте сохранить строевую выправку в шинели, надетой поверх ватника. Ясно, почему занятия по строевой подготовке у нас не очень приветствовали?
У всех ребят мероприятия со строевой вызывали бешеный «восторг». Мы вообще на это безумное балетное действо болт бы забили и законтрили, но окошки кабинета начальника и канцелярии выходили именно на плац. После особо бурного забоя на строевую, выразившегося в том, что первая половина наших орлов пошла греться (и немножко дремать) в учебные классы, а вторая половина переводила табачное довольствие в дым, нам вставили хороший фитиль и пообещали скорое назначение в пехотные подразделения, которые остро нуждались в младшем комсоставе.
Я всегда с величайшим уважением относился к творчеству Никулина и Олега Попова, но самому изображать клоуна не очень нравится. И не мне одному. Поэтому за пилу системы «Дружба‑2» (почти полированную и вечно затупленную) и пару топоров с разбитыми от постоянного употребления топорищами (а на преждевременное списание бумаги уйдет столько, что из нее самой впору рукоять сделать) у нас шло негласное состязание, призом в котором было освобождение от строевой. Заниматься системой отопления (в разделе заготовки топлива) рвались на равных и лейтенантики, и сержантики.
Преподавание матчасти было поставлено хуже всего. Конечно, допускаю, что полусонный капитан, который бубнил конспект, «в поле», то есть в ПАРМе и полковых реммастерских слыл крутейшим спецаком, ну а как лектор претендовал на явно неудовлетворительную оценку. Приходилось чуть ли не спички себе в глаза вставлять, чтобы не задремать на его занятиях. Самое обидное – ведь понимаю, что потом это все будет нужно и придется с великим трудом добывать литературу и знания, но перебороть себя не мог.
Иногда нам даже показывали кино – учебные фильмы, – о том, как надо пилотировать и как надо стрелять – бомбить. Все лучше, чем нудная зубрежка – продиктованный конспект требовалось знать наизусть.
Большое спасибо, что из учебного корпуса нас не гоняли. Двери дежурящему наряду в голову не приходило закрывать. Если после обеда пришел посидеть в «симуляторе» – никто и слова не скажет, только подушку с собой принеси (не для того чтобы спать!) – пилотское кресло под парашют рассчитано.
Поскольку от настоящего летчика у меня были только штаны и петлицы, я старательно пытался зазубривать руководства и «описухи» техники. Других книжек все равно обнаружить не удалось, даже «Краткого курса ВКП(б)». Ну не строевой же устав учить! Сведения по технике и по оборудованию «Ила» были важнее.
Как оказалось, мне посчастливилось прибыть одним из первых. Потом по два-три пилота приезжали из полков на переподготовку, кто-то, как и я, – из госпиталей, несколько ребят из училищ. Кому из нас повезло, – удалось успеть до знаменитого приказа Тимошенко и стать лейтенантами или младшими лейтенантами, кому не повезло – выпустились сержантами. Сержантикам было взавидку и в обиду командирское звание лейтенантов. Хотя разница в геометрии присутствовала (кубари и треугольнички), в служебном положении большого расхождения не чувствовалось. Все жили в казарменном корпусе с двухэтажными нарами. Форма была одинаковая. Ну почти одинаковая. Такого заметного различия, как в наше время, не наблюдалось. Пожалуй что у лейтенантов гимнастерки лучшей выделки и бриджи были синие. Вот ведь кин-дза-дза какая! Все дело в цветовой дифференциации штанов. Да, еще в столовой поставили офицерские (то есть «командирские») столы и сержантские. По идее, должны быть и разные нормы довольствия, только различия не обнаружил: что там пшенка – что там пшенка. С другой стороны, за время отпуска и в госпитале убедился, что сейчас всем весьма не сахарно. Да и тот же самый сахар не везде есть. После нашего возмущения по поводу ранжирования сержанты – лейтенанты и обращения к командованию появились «курсантские столы».