Крыло беркута. Книга 2

Устрашив город хоть и немногочисленным, но свирепым крымско-ногайским войском, Сафа-Гирей вернул себе казанский трон и, чтобы восстановить в глазах замороченных дворцовыми переворотами подданных свой авторитет, возобновил набеги на русские города. Предпринял поход на Галич, прощупал Муром. Под Муромом получил по зубам, но, несмотря на неудачу, показал миру, что не намерен прекращать войну с Русью.

Теша душу надеждами на военные успехи и громкую славу, Сафа-Гирей не ограничивал себя и в прочих удовольствиях, даруемых жизнью, вдоволь потешил и грешную плоть. Как всякий уважающий себя хан, он содержал во дворце множество наложниц и любовниц. Девушки, подаренные по какому-либо случаю каким-либо другим ханом или мурзами, рабыни, купленные на невольничьих рынках, молодые пленницы, захваченные во время набегов на русские земли, — кто только не прошел через его руки! В этом деле немало услуг оказала Сафа-Гирею пронырливая Гуршадна, которая в свое время помогла ему проникнуть в опочивальню Суюмбики. Каждую девушку, тем или иным путем попавшую во дворец, Гуршадна самолично осматривала в купальне и, если находила, что та придется хану по вкусу, препровождала к нему, нарядив приличествующим образом. Услуги ее Сафа-Гирей высоко ценил, и Гуршадна превратилась на зависть остальным дворцовым служительницам в одну из самых близких к хану особ, умевших даже, когда нужно, поворачивать течение его мыслей в выгодную для себя сторону. Разумеется, хан не оставлял ее старания без вознаграждения. После каждого удачного набега на соседей ей доставались щедрые подарки и от хана, и от его воинов. Девушек, побывавших в ханской постели и более ему не нужных, она тоже прибирала к рукам, переправляла в свое знаменитое непристойное заведение.

Может быть, жизнь Сафа-Гирея и не оборвалась бы вдруг, если бы он в противоборстве с Шагали-ханом не оперся на бродившее в поисках добычи «вольное войско» своего молоденького родственника Кужака. Ведь и сам он еще был не стар, только-только исполнилось ему тридцать восемь, пошел тридцать девятый год. Бродячее «войско», состоявшее большей частью из крымцев, помогло ему вновь утвердиться на троне, но вместе с Кужаком привел Сафа-Гирей в Казань и свою смерть.

Кужак на некоторое время исчез из виду, а потом опять появился в Казани. Был он крепок телом, ладно скроен и лицом удался. Дворцовые служительницы, молодые придворные красавицы и даже дородные матери семейств не могли налюбоваться им. Можно сказать, не было женщины, которая не заглядывалась бы на него. В конце концов дрогнуло сердце и самой Суюмбики.

В последние годы Сафа-Гирей несколько охладел к ней, его увлечение полученными в дар или плененными юными созданиями все сильней раздражало Суюмбику, самолюбие ханбики страдало. Что ни говори, она ведь не какая-нибудь безродная женщина, не безвестная обитательница ханского гарема, а дочь мурзы Юсуфа! За ее спиной — могущественная Ногайская орда! Нет уж, не может она безропотно сносить такое унижение!

Она, конечно, хорошо понимала, что у всякого порядочного хана должен быть гарем, должны быть любовницы и наложницы. Но нельзя же не считаться с привыкшей к ласке и положению любимой жены ханбикой, нельзя так распоясываться на глазах придворных и дворцовых служек!

Злость на мужа породила желание отомстить ему. Как раз в эту пору, когда в душе Суюмбики было пасмурно, и обратила она взгляд на Кужака. Опрятный, сдержанный егет, приглашенный Сафа-Гиреем для обеспечения благополучия во дворце, покорил избалованное сердце ханбики не только своей привлекательной внешностью и повадками, но и учтивым вниманием к ней.

Как всегда в подобных случаях, на помощь пришла Гуршадна. Вернее, на этот раз Суюмбика сама позвала ее к себе.

— Что-то многовато стало у тебя «ангелиц», Гуршадна-бика, — сказала она после обмена приветствиями. — Слишком много вьется их возле хана.

Гуршадна знала себе цену, знала, как надо держаться, разговаривать и во дворце, и за его пределами, хотя бы даже с послами другого хана, — поднаторела в этом деле более всех дворцовых служительниц. Она сразу поняла скрытый смысл слов ханбики и немного игриво, но не теряя чувства меры, ответила:

— Добыча идет в руки хана по воле всевышнего, а обычай оставлен нам дедами-прадедами.

— Старания твои, Гуршадна-бика, чрезмерны. Как бы не причинили они ущерб делам государственным!

— Нет, нет! Такого хана, как наш, хватит на все. Это же — сокол, настоящий сокол!

— Сокол-то сокол, да ведь и враг его — беркут! Сказала бы ты ему: надо соблюдать осторожность. Возможно, к тебе он прислушается. А начну говорить я — может подумать, что из ревности.

— Наш высокочтимый хан сам знает, что делать. Ты, ханбика, не тревожься о нем. Лучше позаботься о себе…

— У меня нет других забот, кроме как о хане.

— Как это — нет? У прекрасной ханбики должны быть и свои заботы. Вон сколько красавцев вокруг!..

— Замолчи! Я никогда не нарушала верности мужу. Аллах тому свидетель!

— Стоит ли, дорогая ханбика, ссылаться на всевышного? Ему ведь все ведомо. И то, к примеру, как ты обрела любимого мужа.