Крым и крымчане

Войско из разных мест двинулось к месту общего сбора. Увы, во всей красе себя проявило русское разгильдяйство. Многими тысячами счислялось количество «нетчиков» – не дезертиров, собственно говоря, а попросту раздолбаев, вовремя не явившихся на службу, тащившихся не спеша. Один пример: на смотру в Москве в солдатском полку генерала Патрика Гордона насчитали 894 человека, а к реке Ахтырке пришло только 789. Еще одной печальной чертой стало отсутствие дисциплины в отдельных частях, особенно разболтался Большой полк – то самое дворянское ополчение числом в три с половиной тысячи человек. Даже всемогущий и отнюдь не мягкий Голицын с превеликим трудом с ними справился.

Целых два месяца ушло на распределение людей по полкам, ожидание «нетчиков» и продвижение к главному месту сбора всех сил – речке Мерло, левому притоку Ворсклы. В начале мая 1687 года войско Голицына наконец двинулось в поход – медленно, с большими предосторожностями, хотя о татарах не было пока ни слуху ни духу. Шли огромным четырехугольником, более версты по фронту и две версты в ширину: в середине – пехота, по бокам – обоз из 20 тысяч повозок и конница, занятая боевым охранением и разведкой. На реке Самаре к Голицыну присоединился гетман Самойлович.

13 (а ведь несчастливое все же число!) июня, когда войско подошло к Крымской степи, вдруг выяснилось, что степь впереди горит на огромном протяжении. Вместо травы повсюду, куда ни глянь, лежал толстый слой золы. Траву определенно подожгли (более ста лет назад именно так и поступили почти в тех же местах русские, чтобы остановить очередной крымский набег – и остановили, татары, которым нечем стало кормить коней, повернули назад). Теперь та же напасть приключилась с Голицыным. Поначалу он продолжал движение, сделал еще три дневных перехода, но, когда до Перекопа оставалось не так уж много, всего двести верст, вынужден был остановиться. Ослабевшие лошади не могли тащить пушки и падали, то же происходило и с быками – основной обозной тягловой силой. После военного совета решено было, что придется поворачивать назад, другого выхода попросту нет…

И войско поспешно двинулось назад. Правда, никто не упрекал за столь бесславный исход – наоборот. Как случалось не только в те годы и не только в России, поступили совсем наоборот. Правительница Софья торжественно объявила народу, что князь Голицын и его отважная рать совершила много славных подвигов, храбро сражаясь с «басурманами». На берегу Мерло возвращавшихся встретил боярин Шереметев с «царским милостивым словом» за «успешный» поход и наградами для Голицына и воевод…

Конечно, поражением это называть никак нельзя: ни по дороге в Крым, ни на пути назад не было ни единого сражения, вообще ни один татарин не показался даже на горизонте. Просто-напросто серьезнейшая неудача – от чего не легче…

Пострадавшим, вообще «крайним», оказался гетман Самойлович. К тому времени против него составился серьезный заговор, во главе которого стояли люди немаленькие: генеральный писарь Кочубей (второе после гетмана лицо в тогдашней иерархии) и генеральный есаул Мазепа (тот самый, командовавший тогда наемными полками личной охраны гетмана). Они с кучкой чинов пониже уже составили обширный донос на гетмана – а теперь, услышав о неудачном походе и причине его срыва, радостно добавили еще одно обвинение: степь-де подожгли не татары, а казаки гетмана по тайному соглашению с крымским ханом…

Донос отправился в Москву – отнюдь не анонимный, подписанный честь по чести. Первой стояла подпись Кочубея. Мазепе по его положению вполне можно было подписаться вторым, но его автограф скромненько притулился где-то посередине.

Кое-кто из военачальников доносу этому верил всерьез, полагая, что казакам невыгодно покорение Крыма, еще более усилившее бы влияние на них Москвы. Однако далеко не все: Патрик Гордон в своих дневниках Самойловича не обвинял, говоря об «измене» лишь как о слухе, а Франц Лефорт вообще не верил в виновность гетмана. Вполне возможно, не особенно верили этому обвинению царевна Софья, Голицын и тогдашняя «верхушка». Однако вера верой, но есть еще и высшие государственные интересы. Как не раз случалось в других странах и в другие времена, гораздо выгоднее было считать, будто дело сорвалось из-за неожиданной «измены в рядах». Благо и конкретный «изменник» имелся под рукой, и люди против него высказались солидные…