Шагин бежал из Крыма к русским, самым жалким образом прося помощи. Ее немедленно оказали – русские войска быстро подавили «оппозицию» самыми неделикатными методами, турецкая эскадра уплыла домой. Шагин-Гирей зверски расправился с врагами – и, по словам князя Потемкина, «вообразил себя крымским Петром Великим». Ну, что поделать – особенным умом Шагин никогда и не отличался.
Что ярко продемонстрировали последовавшие вскоре события. Так уж сложилось, что торговля и значительная часть сельского хозяйства ханства держались как раз на «вольных» православных – греках, грузинах и армянах. К тому времени русские поселили еще в занятом ими Еникале 1200 греков. Татары, подстрекаемые муллами и польскими сторонниками хана (последних в Крыму было к тому времени немало, даже армией хана, ставшей большей частью наемной, командовал польский шляхтич), взялись всячески притеснять всех православных, совершенно не задумываясь о последствиях. А последствия не заставили себя ждать и оказались для татар самыми печальными: Россия просто-напросто организовала уход из Крыма всех без исключения православных – 31 098 человек. После чего Крым в одночасье остался и без торговли, и без сельского хозяйства. Старым исконным ремеслом, набегами на соседей, грабежами и захватом пленных теперь было решительно невозможно заниматься.
Летом 1782 года «турецкая партия» устроила в Крыму новый мятеж, с тем, единственно, отличием, что кандидат! на престол у них был не привозной из Турции, а, так сказать, доморощенный – один из родных братьев Шагина, Батыр-Гирей. Каковой, наплевав на родственные узы, согласился стать ханом. В чем не было ничего специфически восточного – испокон веков и в Европе, и в России в схватке за престол насмерть воевали то родные братья, то муж с женой, то отец с сыновьями…
Шагин-Гирей уже накатанной дорожкой бежал в Новороссию и вновь умолял русских вернуть ему престол, обещая стать невероятно послушным. В нынешнем Бердянске (тогда Петровске) он встретился с Потемкиным, примчавшимся с Балтийского моря всего за 16 дней – с такой скоростью тогда носились только курьеры. Шагин был ему, безусловно, не по вкусу, но ничего лучшего просто-напросто в хозяйстве не нашлось…
Генерал де Бальмен со своим корпусом вступил в Крым, быстро подавил мятеж, уложив при этом человек четыреста, – и Шагин снова занял трон в изрядно обветшавшем втором Бахчисарайском дворце – на сей раз под постоянной охраной русских солдат, что делало его уже совершеннейшей марионеткой.
Сидел он там недолго. Потемкин твердо решил, что пора окончательно покончить со вздорным пережитком прошлого – татарскими ханами. И стал настаивать на окончательном присоединении полуострова к России. Екатерина осторожничала, но Потемкин не отступался, уговаривая взять курс на «жесткую линию». Говорил, что Крым положением своим разрывает наши границы, и турки могут беспрепятственно через него войти «к нам, так сказать, в сердце». Напоминал, что момент крайне подходящий: Англия (к тому времени в Петербурге уже было ясно, что это главный и непримиримый противник России, правда, предпочитавший действовать чужими руками) все силы бросила на войну с французами и восставшими американскими колониями, Австрия, один из главных европейских игроков, протестовать не будет, а Турция еще не оправилась от тамошних бунтов и эпидемии чумы.
«Положите ж теперь, что Крым ваш и что нету уже сей бородавки на носу, – восклицал Потемкин. – Всемилостивейшая государыня! Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, цесарцы (австрийцы. –
Екатерина все еще колебалась, опасалась, что присоединение Крыма приведет к новой войне, и считала, что пока достаточно занять лишь Ахтиарскую гавань. Потемкин настаивал, ободренный еще и тем, что все правильно просчитал касаемо положения Англии: британский посол Харрис его заверил, что Англия не станет препятствовать присоединению Крыма к России (у нее и в самом деле не было к тому возможностей, все силы были брошены против французов и Джорджа Вашингтона, так что угрожать, собственно, оказалось и нечем)…
В конце концов, Екатерина решилась и в декабре 1782 года выдала Потемкину секретнейший рескрипт о присоединении Крыма. Правда, с рядом оговорок: если Шагин-Гирей будет свергнут или умрет, если не захочет отдавать России Ахтиарскую гавань, если турки объявят войну…