Он тоже загорелый, лицо молодое, а коротко стриженные волосы седые, как в фильме «Сказка о потерянном времени», когда злые волшебники превратили не ценящих время школьников в старичков.
— Вы же Планерную гору обещали, — встрял кто-то с заднего сиденья. — Ту, что на границе степного и горного Крыма.
В любой экскурсионной группе, как бы мала она ни была, находится тот, кто пытается показать, что знает больше других.
— Так это она и есть — гора Клементьева, — хохотнул водитель и подмигнул в зеркало заднего вида сидящему за его спиной инструктору: чайников везем. — Там в советское время первые планеристы тренировались. Один разбился, Петр Клементьев, в 1924 году. Вот в его честь Узун-Сырт и переименовали — гора Клементьева. Планерная гора.
Подъем оказался не таким уж долгим, как можно было ожидать, — только и успели узнать, что хребет напоминает подкову, растянутую по бокам на семь с половиной километров. На север от него простирается степь, а с юга теснятся горы.
На Узун-Сырте «талисман» этих мест Максимилиан Волошин бросил шляпу на ветер, но она не послушалась закона земного притяжения, а продолжала парить благодаря восходящим воздушным потокам. Этот трюк не остался незамеченным, поскольку спутником Волошина был известный авиатор, внук художника Айвазовского — Константин Арцеулов, который и превратил эти места в «колыбель» советской авиации. Оля посмотрела по сторонам: пологие холмы и долина внизу и правда — гигантская колыбель. Пока в Коктебеле культурно отдыхал литературно-артистический бомонд, потрясая аборигенов свободой нравов, авиаторы осваивали гору, да так активно, что на целых сорок восемь лет поселок утратил название «края голубых холмов» и превратился в Планерское.
На горе оказалось людно, как на городском пляже Феодосии в одиннадцать часов утра. В небе крутились черные точки размером не больше мухи. Экскурсанты задрали головы и притихли, всезнайка с заднего сиденья присвистнул.
— Это профессионалы, — успокоил инструктор. — Вы на них не смотрите. Несколько часов надо, чтобы там оказаться, потоки ловить. Мы так высоко не полетим, парапланом управлять можно. Новичков мы вдоль склона катаем. Крепление надежное, я у вас за спиной и регулирую высоту полета.
Здоровяк-водитель помог распаковать снаряжение и сообщил, что он тоже инструктор: один в небе летает, другой на земле за ноги приземляющихся ловит.
— Что вы смеетесь? Не так важно удачно взлететь, как удачно приземлиться!
Кто хочет лететь первым? Не хочет никто. Первой решилась семейная пара. Муж галантно уступил право первого полета жене.
Первый — пошел! Мелькнув кроссовками над поднятыми головами, отважная женщина взмыла в воздух. Сначала они с инструктором крутились волчком, потом поднялись выше.
Оля отвлеклась, доставая фотоаппарат, и тут же потеряла «своих» из вида, так много парило в небе разноцветных лоскутов. Здоровяк перекидывался приветствиями с другими «старожилами». Видно, он здесь свой. Все сетовали на «плохие потоки»: парапланы взлетали и тут же приземлялись.
Из разговора Оля поняла, что полетать их группе не удастся: ветер меняется и потоки слабеют. Все к лучшему: запал прошел и она передумала. Можно просто стоять на горе, под которой столько раз проезжала, и представлять летчика.
«Наши» приземлились, так и не добрав до той высоты, которая приличествует даже полету с новичком.
— Едем на другое место! — командует инструктор, и группа послушно залезает в автобус: назвался парапланеристом — полезай в кузов.
Другим местом оказалась противоположная сторона хребта, с которой видны виноградники, озеро Бараколь и вдалеке — Коктебель. Следующий на очереди — супруг, чья мужественная жена уже смотрела на всех свысока, как прошедшая обряд инициации.
В связке с инструктором, похожие на сэндвич, они все бегали и бегали по земле, приподнимались и падали, но не сдавались. Восходящие потоки и здесь не желали восходить.
Оля заскучала и пошла по грунтовке в надежде увидеть самолет, венчающий вершину. Он оказался совсем рядом — муляж самолетика на железном штыре, торчавшем из бетонного постамента.
Рядом с постаментом — одинокий куст, позади — горы, справа — Коктебель, внизу — шоссе. На постаменте — табличка с надписью: «Пока будут восходящие потоки — будут люди, стремящиеся летать. Первопроходцам и романтикам неба в честь 100‑летия авиации и 80‑летия планеризма. 1903–1923–2003».
Оля прижалась спиной к горячему бетону и закрыла глаза. Летчик Клементьев не оживал.
— Почему самолет не настоящий, он же большим должен быть? — спросила она у здоровяка, вернувшись к группе.
— Так раньше и был настоящий! Железный планер, модель А‑13. Так его ветрами сколько раз срывало! А под горой шоссе, так он прямо туда и приземлялся, махина такая. Вот и плюнули, модель поставили.
Пока Оля гуляла, стало окончательно ясно, что на горе Клементьева нелетная погода.
— Но ведь мы заплатили, — возмущался всезнайка. — Время потеряли.