Крым, я люблю тебя. 42 рассказа о Крыме [Сборник]

— Это вы туда жалуйтесь, — поднял глаза к небу инструктор. — Тому, кто не летал, вернем оплату. Это же не ваша вина. Но и не наша. Мы не можем спорить с природой, раз на раз не приходится.

— Едем на Биюк-Енышар, — предложил здоровяк. — Там ветер должен быть, да и «боковики» сильные. Это по другую сторону шоссе, у поселка Орджоникидзе.

Каменистая дорога поднималась в гору все круче и круче, до тех пор, пока не стала почти отвесной. Оле казалось, что микроавтобус, как таракан, ползет по стене. Она вцепилась в плюшевое сиденье и думала только о Гришке и о том, что она дура.

— Держись, сейчас будет конец света! — закричал здоровяк и поддал газа. В следующий миг отвесная дорога закончилась. Автобус влетел в абсолютную голубизну. Только небо и море. Конец света для отдельно взятой группы безумцев.

Под колесами автобуса закончилась дорога, закончилась земная твердь. Впереди был обрыв. Оля закрыла глаза и отчаянно закричала.

Автобус резко свернул налево и остановился. Дорога не закончилась, а всего лишь резко повернула. Здоровяк довольно ржал:

— Всегда срабатывает!!!

Больше никто не кричал, и Оля поняла, что этот трюк был специально для нее, сидящей на переднем сиденье, рядом с водителем, откуда и виден был «конец света»: обрыв и море.

Инструкторы взвалили на плечи снаряжение, и порядком уставшие экскурсанты начали подъем на Биюк-Енышар, снизу казавшийся не таким уж высоким. Оля плелась, замыкая шествие и пережевывая обиду.

Стоило ей оглянуться назад, как она увидела, что теперь их автобус полностью соответствует приставке «микро». Сверху он был похож на игрушечную машинку, запущенную рукой капризного ребенка-великана и забытую среди горных хребтов и равнин.

— Идем на Джан-Куторан. Это вершина, двести тридцать восемь метров. Уже близко! — кричал здоровяк. — Не отставайте!

После шутки с «концом света» Оля не собиралась его слушать и специально не спешила, фотографируя мыс, похожий на туловище крокодила, ползущего в море. Освещенный лучами солнца мыс-крокодил казался обтянутым нежно-зеленым бархатом.

На вершине горы жарко, воздух недвижим, но каким-то шестым чувством инструкторы угадывали восходящие потоки и седлали их, отправляя в полет экскурсантов одного за другим.

— Вы полетите? — спросил у Оли здоровяк.

Она покачала головой.

— А водой не поделитесь? — не отставал он. — Свою уже выпил.

Она молча протянула свою бутылку.

— Кто не летает, тот не пьет! — хохотнул здоровяк.

«Не очень и хотелось», — хотела ответить Оля, но промолчала, чтобы не нарваться на новые остроты. Казаться трусихой все же не хотелось, и она сказала в свое оправдание:

— Я боюсь, у меня ребенок маленький.

— Дело не в ребенке, — он уселся на траву и достал из рюкзака пачку сигарет.

— А в чем? — Надо было лезть вверх двести метров, чтобы слушать его наставления!

— Вот в чем, — здоровяк показал пальцем на голову. — Высоты не надо бояться. Она помогает и освобождает. Вот вы какой спорт любите?

— Никакой.

— Это зря. Может, хоть плавание или велосипед?

— Не умею я на велосипеде, ни разу не каталась.

— Серьезно? — кажется, он опять готов повеселиться. — Даже в детстве?

— Да, я и велосипеда боюсь, с него как свалишься…

— Ну, вот видите, а вы говорите: ребенок. В детстве-то у вас ребенка не было. Дело точно в вас. Подумаешь, свалишься.

Он приподнял штанину, показывая шрам, вьющийся, как выступившая вена, от лодыжки к колену.

— Бандитская пуля?

— Т‑с‑с‑с, — он приложил палец к губам и снова засмеялся. — Все так думают. Я ж во вторую чеченскую воевал. Но на самом деле это другая история… Вот полетите, расскажу.

Оля покачала головой.

— Если не полетите, жалеть будете, что были всего в шаге от неба и не сделали его. Можно стоять на пороге темной комнаты и бояться, а можно зайти и включить свет. На страх надо идти, а не убегать: от велосипеда, высоты, глубины.

— А от смерти? — Оля поежилась. — Она и так по пятам ходит, зачем еще с Биюк-Енышара прыгать?

— От нее все равно не убежишь. Она вовремя приходит, а иногда просто пугает. Но она нас пугает, а нам не страшно! — Он провел рукой по ежику седых волос. — Вдоль хребта полететь можно, не очень высоко будет. Не такие ощущения, как над морем, но все равно полет! И потом, что значит «прыгать»?! Я вам предлагаю не прыгнуть, а воспарить!

— Уболтал? — засмеялся второй инструктор, когда Оля потуже затянула сандалии, чтобы не свалились во время полета.

Под ней расстилался макет земли, опутанный венами тропинок, артериями дорог, по которым ползли муравьи-машины и жуки-автобусы: в Феодосию, Алушту, Новый Свет.

Они обогнули вершину Биюк-Енышара, с которой махали руками черные фигурки, и полетели к Орджоникидзе. Справа — «конец света». Голубое море сливается с небом и горит одновременно золотым и серебряным огнем в лучах заходящего солнца. Слева на горизонте — гора планеристов Узун-Сырт, а на ней — невидимый отсюда глазу маленький самолет и летчик, поворачивающийся к Оле лицом.