Подробности этого легкого триумфа записаны позолоченными буквами в одной из церквей Арабата на плите из красного мрамора, верх которой украшен гербом. Эта надпись гласит: «В память о славных победах князя Долгорукого, который 23 июня 1771 года прибыл к Перекопу во главе второй императорской армии, а к шести часам утра 25 июня взял штурмом эти укрепления с первой атаки. Гарнизон Перекопа, состоявший из 879 человек, из них 99 офицеров и 780 солдат, сложил оружие и был отправлен морем в Варну. 35 000 турок и татар, которые поддерживали гарнизон, увидев его сдачу, в полном беспорядке бежали на юг. Затем князь Долгорукий прошел через Крым и 5 июля захватил крепость Кафу. Сераскир и 1300 солдат были взяты в плен. 22 000 турок во главе с Аббас-пашой бежали на 160 кораблях, стоявших на якоре возле Кафы. Примерно 8000 татар вернулись в свои жилища. В том же месяце князь Долгорукий взял и уничтожил три крепости — Еникале, Балаклаву и Бейби — и укрепленный замок Керчь. В их стенах были обнаружены 278 пушек, 17 мортир и 40 000 полных комплектов вооружения различных видов». Таким образом, Крымский полуостров всего за неделю покорился завоевателю из-за трусливого или предательского дезертирства турецкого командующего, а также из-за вражды и паники среди татар. Вероятно, даже самое мощное сопротивление их объединенных сил не помогло бы им устоять против русских, чья дисциплина была выше, а оружие лучше. Но все-таки можно почти не сомневаться, что безнадежность военного сопротивления определила ход событий не одна, а вместе с подкупом и обманом. Долгорукий согласно старинному обычаю получил почетное прозвище Крымский как завоеватель Крыма, хотя едва ли можно назвать завоеванием занятие территории, которое ему удалось провести, не получив в ответ ни одного сильного удара от ее защитников. Память о нем хранит четырехугольный обелиск из зеленого камня возле симферопольского собора. На одной стороне камня вырезан портрет князя, на другой его герб, на третьей российский орел, на четвертой изображено крещение татар — победа христианства над исламом. Эту победу еще надо одержать, а крещения татар можно только желать.
Новые власти Крыма не стали отменять прежние формы управления. Иначе они оскорбили бы чувства верных своим предрассудкам местных народов. Страсти накалились бы до предела, и новым хозяевам не давали бы покоя местные восстания. Была принята более благоразумная политика — позволить движущейся машине работать дальше, но взять управление этой машиной в свои руки. Поэтому завоеватели назначили нового хана, Сахиб-Гирея, который в уплату за возведение на престол с удовольствием отдал им крепости Керчь и Еникале (Семь Башен). Было сделано все возможное, чтобы сформировать среди народа партию сторонников России.
Этот год триумфа России принес ей также одно из тяжелейших бедствий в ее истории. Армии этой страны, глубоко проникнув на территорию Крыма, оказались в местностях, зараженных чумой, и принесли эту болезнь в центр империи. Эпидемия опустошила города Украины, а Москва потеряла три четверти жителей. Генералы и коменданты усилили это бедствие своей глупостью: они вели себя с чумой так, как обращались бы с шеренгой солдат, словно болезнь подчиняется военному командованию. Штофельн в Яссах своими приказами категорически запретил произносить слово «чума» и не допускающим возражений тоном потребовал, чтобы военные медики подписали свидетельство, что никакой чумы нет, когда вокруг него уже тысячи людей умирали от нее. Был также выпущен указ, в котором народ уверяли, что разговоры о чуме — ложная тревога, созданная злонамеренными людьми. Такие меры только делали людей менее осторожными и увеличивали размер бедствия. В Москве чернь, доведенная до ярости отчаянием и ужасом, восстала даже против религиозных авторитетов и убила архиепископа в Донском монастыре.
Поэтому в 1772 году обе воюющих стороны, и русские, и турки, с одинаковой силой желали мира. В Фокшанах, возле Бухареста, был организован съезд, участники которого должны были определить условия мирного соглашения. Полномочные представители договаривающихся сторон встретились под открытым небом, поставили себе шатры и сошлись для переговоров в беседке, построенной специально для этого случая. Невозможно представить себе большего контраста, чем внешний вид представителей воюющих стран. Орлов, любимец императрицы, сверкал драгоценностями, а Осман-эфенди, посол султана, выделялся среди присутствующих тростью с золотым набалдашником. Турецкий посол первым нарушил молчание, сказав, что «великий господин, его повелитель, советовал ему служить Богу и любить мир». Но заключить соглашение не удалось, и война продолжала бушевать с дикой силой, пока новые неудачи не заставили нового султана Абдул-Хамида в 1774 году уступить требованиям противника и подписать катастрофический для Османской империи договор в Кайнарджи, в Болгарии.