К исходу октября ложится снег.Еще не зимний. Но уже понятно,что наша жизнь похожа на побегна юг. И возвращение обратно.Что каждый лебединый перелётживым пунктиром, каждым птичьим теломсшивает разноцветные уделыв единый населённый небосвод.Тогда перо, упавшее в траву,не просто подтверждение соседства,но в полной мере права на наследствозаконного: я тоже здесь живу.Уже гремят осенние пиры,уже приветы северного домаготовы. И священные дарыобёрнуты в пшеничную солому…«В полмира снег, сугробы и метели…»
В полмира снег, сугробы и метели,сплошная ледяная благодать…Ну где еще о Греции мечтать,когда бы не Россия.В самом деле, —как, возлюбив её печальный дыми в полузвездах небо жестяное,не разобрать, что дальнее – седьмое —должно быть тёплым, синим и чужим,что полновесный северный гранити долгих зим блестящие избыткиуже диктуют мимолётный Крит,светящийся на журавлиной нитке,что вставшая из плодоносных водскала обетованная всего-тона расстоянье птичьего полётаот наших безразмерных непогод,и просто выйти к южному крыльцуи разглядеть в смятении туземном,что небо общее над морем Средиземным,как зеркало, приподнято к лицу.«Непогода, погода, беда……»
Непогода, погода, беда…Старики говорят, никогдане бывало подобного лиха:то грохочет безоблачный зной,то гудит звездопад-листобой,то, как в омуте, тихо.А над садом июльская сушь,бездорожье, вселенская глушь…Но легко разрушая прогнозы —в небе тесно от праведных душ —начинаются грозы.«Засыпали прямо на гряде…»
Засыпали прямо на грядерядом с помидорами и луком;абрикосы падали со стукоми светились в желтой бороздеустрашая утреннюю высьпризраком пожара и разрухи.Говорили темные старухи:«Больно абрикосы удались…».Ведрами носили по двору,высыпали в полог полотняный,пополняли долгую жаружаром абрикосовой поляны.Кто нас, спящих, в этаком чадувыследил и наш приют печальныйобозначил строчкой пасторальной«Спали в абрикосовом саду…».Нам осталось вещи увязать,на пороге сесть и дожидаться…Боже правый, как нам было знать,где мы завтра будем просыпаться…«Прощание. Голос трубы…»