Конец сезона. Первое ненастье.Испарина на гулких площадях.Предчувствием ненужного несчастьясжимает горло. Сохнет на губахгустая соль несказанного слова…Как будто поезда и кораблиотпрянули от сердца и землии обнажили берег и основу.И белый город, сбывшийся во мне,гудел, как время, свыше и извне,стекал к воде и поднимался в гору,жестоко обступал со всех сторон,как высший суд и как земной закон,и был, как жизнь и как могила, впору.Упало небо тесного вокзала.Бегучий свет разлучного огняпылал на рельсах. И судьба кричалавокруг меня и впереди меня.«Лес был слепой, капельный…»
Лес был слепой, капельный,в утре, в росе, в дожде…Леший ходил похмельный,с блёстками в бороде.Леший стоял усталыйвозле больших стволов,лешему было малосытных лесных хлебов.Как он хотел в долину,где, позабыв о нём,женщина гнула спинунад голубым бельём.Леший боялся шума,всхлипывал, как птенец.Тихо стоял и думал —вышла бы наконец!Лучше бы за грибами,тропочкой, за холмы…Встретиться бы глазами,помнить бы до зимы.«Редкие троллейбусы скрипят…»
Редкие троллейбусы скрипят,топчутся у красного огня.Десять остановок до тебя.Десять остановок до меня.Город начинается, как лес,город поднимает до небеспесню коммунального гнезда —мы её не слышим никогда.Яростная, гулкая тоскакружит снегопад и листопад…Песня соловьиная сладка —соловей ни в чём не виноват.В каменном орешнике живём,песни одинокие поём,маемся у леса на виду,горла запрокинув в темноту.Я ещё маленько потерплю,пятачок заветный накоплю…Помолчу у песни на краю, —проезжай – я мимо постою…«Друзья мои…»
Друзья мои,сладчайшими словамине воротить и рук не отогреть…Как я хотела раньше умереть,чтоб никогда не расставаться с вами.Поэты, голодранцы, крикуны,живые дети смерти и войны,последние погибшие солдаты,ни перед кем уже не виноваты,посмертной славой не защищены.Оставшиеся грозно молодыми,застывшие в ребяческой гордыне,глядите нам, незнаемым, воследвесёлыми и страшными глазами…Не в том печаль, что нет вас рядом с нами, —в помине нет…Уже в помине нет.«Ветер повеет сластью медовой…»