Крымская война. Попутчики

Расширяющийся конус черного дыма пересекал линию прибоя и растекался над грядой песчаных дюн. «Повезло, – буркнул Леха, – будь ветер с моря, хрен бы мы чего разглядели, все бы дым закрыл…»

Носовая оконечность субмарины разворочена: лохмотья металла, перекрученные ребра шпангоутов, вырванные с корнем механизмы. Песок на много шагов вокруг испятнан копотью, усеян кусками металла. Несколько крупных обломков торчат из воды возле борта.

– Вон там – еще один, – подал голос Леха. – Снова абрек, прям из «Хаджи-Мурата».

Изображение скачком приблизилось. На песке, шагах в трех от линии прибоя, валялся человек. Короткий то ли халат, то ли бешмет, огромная, на кавказский манер, папаха. Рядом на песке винтовка. Точнее, ружье – поправился Андрей, – ясно виден прихотливо изогнутый приклад и тонкое, длинное цевье.

– Можно поближе?

– Да с полпинка!

Картинка накренилась, на мгновение ушла вниз. «Горизонт» завис метрах в пяти над пляжем; потоки воздуха от несущего винта подняли миниатюрную песчаную бурю… Андрей подкрутил колесико, приближая изображение. Теперь ружье занимало большую часть экрана.

«Не ошибся – кремневый самопал персидской или арабской работы. Для 1916 года – архаика».

Это был уже пятый труп. Типичный башибузук с кривым восточным кинжалом за кушаком и древним самопалом. И босой – может, не захотел мочить обувку, когда полез на субмарину? Шайтан его теперь разберет…

– Еще кружок? – спросил Леха. Ему надоело рассматривать невезучего абрека. – Подводников все равно нет, только эти.

Беспилотный вертолет битых четверть часа обнюхивал пляж, разыскивая кого-нибудь из экипажа подводной лодки.

– Похоже, все остались в отсеках. Ладно, возвращаемся. Все, что надо, я уже увидел.

* * *

– Итак, Андрей Владимирович… – Фомченко постучал мундштуком беломорины по корешку блокнота. Генералу хотелось курить, но нарушать строгие флотские порядки он не решался. – Вы можете сделать выводы относительно того… м-м-м… в каком мы времени? Сидите-сидите… – добавил он, видя, что Андрей собирается вскочить. – Давайте, так сказать, в рабочем порядке.

– К сожалению, товарищ генерал-лейтенант, твердой уверенности у меня нет. Подводная лодка, как мы и предполагали, относится к началу двадцатого века. Год пятнадцатый-шестнадцатый, если точнее. А вот с обнаруженными телами загвоздка. Одежда, оружие – все наводит на мысль о более ранних временах.

– Насколько ранних? – спросил Кременецкий. Голос у него был резким, отрывистым. – Поточнее, товарищ майор!

– Поточнее не получится. Облик убитых может относиться и к 1905, и к 1875 году. Если подержать в руках ружья, сказал бы точнее, а так – нет, не могу.

– Но не 1916-й?

– Скорее всего нет, хотя кто его знает? – пожал плечами Андрей. – Турецкие иррегуляры могли таскать дедовские карамультуки и столетней давности.

– Неконкретно… – буркнул Фомченко. – Предположения, догадки… Кофейная гуща, майор!

– Как есть, товарищ генерал-лейтенант. Для уверенных выводов данных мало. Рыбацкую деревню – она в двух шагах от лодки, – тоже можно датировать хоть началом девятнадцатого, хоть началом ХХ века. Обитатели – оборванцы, крытые соломой халупы, трухлявые шаланды, сети – и все. Вот если бы заглянуть вглубь суши…

– В десяти километрах от береговой линии должно проходить грунтовое шоссе, – заговорил штурман. – Построено, если верить справочнику, в 1913-м. Можно проверить.

– М-м-м? – генерал взглянул на Леху.

– Дадите команду – посмотрим, – отозвался тот. – Для нашей птички десять верст не крюк.

Леха верен себе: никакого чинопочитания. Впрочем, что ему сделается, незаменимый, блин, специалист…

Вчера, при возвращении на «Адамант», «Горизонт», по выражению оператора, «словил глюк» – в последний момент завалился на бок, покалечив несущий винт и чуть не сломав хвостовую балку. Леха всю ночь провозился, устраняя последствия жесткой посадки. Справился. Устранил.

– А теперь послушаем начальника научного… хм… цеха. – Фомченко повернулся к Рогачеву. Тот хмыкнул, давая понять, что оценил шутку.

– Ситуация такова: радио– и телевещание в эфире отсутствуют, промышленные помехи – тоже. Только атмосферные, естественного происхождения. Три раза принимали морзянку, судя по грязному сигналу – искровые передатчики начала прошлого века. Минимум два разных, передачи шифрованные, содержимое…

– Значит, все же Первая мировая? – перебил Фомченко. – Вы уверены, товарищ инженер?

– Уверен, – кивнул Рогачев. – То есть уверен, что передатчик работал в этом диапазоне. Понимаете, у нас чувствительная и широкополосная аппаратура; из любой точки Черного моря гарантированно приняли бы сигналы стационарных радиостанций из Севастополя, Варны, Стамбула, судовых радиостанций Черного моря, а при благоприятных условиях – Афины, Рим, Багдад, все Восточное Средиземноморье. А тут одиночные передачи! Такое впечатление, что они вроде нас, попаданцы… то есть… в общем, они тоже не отсюда. Я склонен полагать…

– Яснее, будьте любезны! – взревел генерал. – Полагать он склонен! Излагайте точно и четко, вы на военном корабле, а не на кухне у тещи!