Крымская война. Попутчики

– Не хотелось бы. Но вот беда, наука нас не радует. Говорит: назад вернуться мы пока не можем.

Все посмотрели на Рогачева. Инженер устроился в углу кают-компании, подальше от Фомченко; он с радостью увильнул бы от совещания, но Андрей настоял. Знал, что к свежеиспеченному начальнику научной группы наверняка будут вопросы.

Валя встал, поправил очки, откашлялся. Генерал ждал; под его тяжелым взглядом Рогачев растерял остатки душевного равновесия.

– А что наука? Я-то что могу, товарищи? Для возвращения нужен хрономаяк, иначе сигнал «Пробоя» нас засечь не сможет. Но оба рабочих экземпляра стоят на «Можайске» и «Поморе». Тот, что у нас на борту, – резервный, его даже не запрограммировали. Весь софт на жестком диске, защищен личным кодом профессора, а я…

– Так взломайте, что вам мешает? Вы же этот… как его… хакер?

– Я не хакер, товарищ генерал, я инженер! – обиделся Валя. – И не умею взламывать компьютерные коды! К тому же наш маяк – это, скорее, комплект оборудования; профессор собирался пускать блоки на замену, если что-то будет не так с основными.

– То есть он вообще не может работать?

– Если будет программа, заработает. А без нее ничего не выйдет.

Фомченко побагровел.

– Что за бардак, товарищи офицеры! Полон корабль умников, и ни один ни хрена не может! Куда вы тут вообще годитесь? Вот вы, старший лейтенант Бабенко, командир БЧ-4. Радиотехническая разведка, кажется, входит в ваши обязанности?

Старлей испуганно вскочил, будто его кольнули шилом.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, но…

– Вот и займитесь своим прямым делом! Чтобы через сутки код был взломан!

– Но я, тащ генерал-лейтенант…

– Мне надоели твои «но», старлей! Ты офицер, или где? Сидишь в каюте с кондиционером, пьешь кофе и не можешь справиться с ящиком микросхем! Позор! Саботаж! Даю сутки – выполнить и доложить!

На Бабенко было жалко смотреть. Он переводил взгляд с Андрея на Валентина; в глазах его читалось неприкрытое отчаяние. Андрей слегка развел руками – «извини, друг, не спец». Рогачев чуть заметно кивнул, и старший лейтенант приободрился. Он успел оценить компьютерные таланты инженера.

– Так, что будем делать с греком? – теперь Фомченко говорил негромко, лишь подергивающееся веко выдавало крайнюю степень раздражения. – Надо решать, товарищи офицеры. Есть предложения?

Глава третья

I

Гидрокрейсер «Алмаз», 8 сентября 1854 г., Сергей Велесов, попаданец

Корабли идут в строю пеленга. «Заветный» держится на правом крамболе «Алмаза»; высоченный ходовой бурун, разведенный миноносцем, временами скрывает полубак.

«Дениз бога», наша «полетная палуба», как говорят американцы, остался милях в семи за кормой. Сейчас с него спускают на воду гидропланы, укладывают в кабину мелкие – до двух пудов весом – бомбы.

Половину ночи новоиспеченный авиатендер шел на двенадцати узлах, едва поспевая за «Алмазом». Инженерный прапорщик, отряженный в машинное отделение «Морского быка», божился, что и это многовато для изношенных механизмов. К рассвету корабли заняли позицию впереди и южнее по курсу каравана, и гидропланы нанесли союзникам несколько визитов. Сегодня ожидалось продолжение концерта.

Я в который уже раз за утро порадовался, как нам повезло; волнения почти нет, над морем легкий ветерок. Идеальные условия для полетов. Связь тоже не подкачала: рации били с палубы на добрых полтора десятка километров, а с гидропланов – почти вдвое дальше.

Когда делили УКВ-передатчики, случился небольшой скандал. Зарин хотел непременно наладить голосовую связь с «Заветным», но мы с фон Эссеном встали стеной: одна из раций отправится на «Дениз бога», и точка! В итоге командир крейсера уступил, и связь с «Заветным» теперь поддерживают по старинке, морзянкой. С авиатендера радиообмен вел мичман Энгельмейер, в воздухе царил бравый прапорщик, а должность диспетчера этой «радиосети» досталась, ясное дело, мне. Зато теперь я был в курсе всех дел отряда.

А их – дел то есть – хватало. Например, вечером неутомимый Кобылин намешал на полуюте «Морского быка» два ведра кустарного «молотов-коктейля» – из олифы, скипидара и машинного масла. Летнаб вместе с мотористом аппарата Цивинского, неугомонным Рубахиным, до ночи провозились с терочными запалами. На них извели все спичечные коробки, которые удалось только раздобыть, зато теперь ящик, набитый бутылками из-под рома, дожидался своего часа, чтобы занять место в кабине. Фон Эссен, узнав об инициативе Кобылина, скептически хмыкнул, но препятствовать не стал: бомб все равно не хватало, а бутылки, глядишь, и разожгут на палубах британцев пожар-другой. Если, конечно, Кобылин попадет.

Рация ожила:

– «Алмаз», «Алмаз», Тридцать второй в канале, проверка связи.

– Тридцать второй, слышу вас хорошо. Отбой.