Крымская война. Попутчики

– Вижу, что идет… – ворчливо отозвался Зарин. – Нашелся герой на нашу голову… сигналец!

– Я, вашсокобродь!

– Пиши: «отогнать неприятеля!»

Сигнальщик потащил из ящика сигнальные флаги. Вахтенный офицер что-то сказал вестовому, и тот, грохоча подошвами, ссыпался по трапу.

Все правильно, подумал я, флажки флажками, а рации никто не отменял. Зарин до сих пор обижен на нас с Эссеном за то, что мы забрали третью рацию на авиатендер. Извините, милейший Алексей Сергеевич, но управление полетами – это святое.

Сигнальщик выпрямился и потянул фал. Трехфлажная гирлянда поползла вверх; пестрые полотнища затрещали на ветру. Вахтенный офицер заглянул в кодовую книгу, сверяясь с таблицами сигналов.

– «Заветный» пишет: «Ясно вижу!»

Я поднял к глазам бинокль. Миноносец увеличил ход, бурун захлестывает полубак, и кажется, что пенный гребень разбивается о ноги крошечных фигурок на мостике. Над их головами развернулся красный с белым кругом флажок – с миноносца подтверждали получение сигнала.

– Дистанция до корвета!

– Двадцать семь кабельтовых! – мгновенно отозвался матрос у дальномера Барра-и-Струда. Линзы на концах короткой, в размах рук, трубы, вели «Нигер».

– От «Заветного» на девять меньше. Минут через пять откроют стрельбу.

Я снова приник к окулярам. Три мачты, низкий черный борт; дым валит из короткой трубы и стелется над самой водой. Никаких колес – винтовой корвет, один из лучших ходоков Роял Нэви.

Издали прикатился трескучий удар, и сразу же за кормой «Нигера» встал водяной столб. Я поймал биноклем «Заветного». Легкий дымок за четвертой трубой; несколько мгновений спустя – новый удар, новый фонтан – на этот раз далеко впереди по курсу корвета.

На миноносце не стали ждать пяти минут.

– «Заветный» пишет: «Веду бой!»

Я вгляделся. На грот-мачте трепетал багряный язычок. По своду морских сигналов 1911 года этот сигнальный флаг означает «гружу боеприпасы», если корабль в гавани, или же – «веду огонь».

Как вот сейчас.

Всплески вставали теперь у самого борта «Нигера» – наводчики «Заветного» нащупывали цель. Еще минута, много – две, и они перейдут на поражение, и тогда деревянному корвету придется туго. Семьдесят пять миллиметров – не так много на первый взгляд, но осколочно-фугасные снаряды пушек Канэ начинены полукилограммовым зарядом тротила или мелинита, деревянный борт для них не преграда. «Нигер» можно вычеркивать.

* * *

Я повел биноклем по горизонту. За мачтами обреченного корабля набухала пелена черного дыма, вырастал лес мачт.

Снова затренькала рация:

– «Алмаз», я «Морской бык», как слышите, прием!

– Морской бык, я «Алмаз», слышу вас хорошо…

– «Алмаз», ударное звено две минуты, как в воздухе, как поняли, прием…

Я посмотрел в сторону кормы, офицеры на мостике повернулись вслед за мной. Зарин вскинул бинокль.

– Рано, Алексей Сергеич. Через десять минут, не раньше появятся. Тяжело ползут, с бомбами…

Зарин кивнул.

– Вот и отлично, голубчик. Передайте князю, пусть наводит их на «Санс Парейль». А мы ударим по голове ордера. На дальномере, руби дистанцию до головного!

– Тридцать семь, вашсокобродь!

– По местам стоять! Цель – головной фрегат, господа!

По фалу рывками поползло красное двухвостое полотнище.

«Веду бой».

* * *

Голливудские фильмы приучили несведущего зрителя к тому, что после бортового залпа фрегата вражеский парусник разлетается эффектным веером огня, дыма и деревянных обломков. На деле все, как водится, совсем не так. Многопушечные плавучие крепости вставали на расстоянии пары сотен метров одна напротив другой и посылали в сторону противника десятки, сотни ядер. Чугунный шар, выброшенный зарядом черного пороха из пушки, нередко попросту отскакивал от деревянного борта. Полметра красного дуба, выдержанного по нескольку лет согласно строгим адмиралтейским правилам, – серьезная преграда. А потому по кораблям частенько стреляли калеными ядрами, предварительно нагревая их в особых печах-калильнях, тут же, на батарейных палубах. Такое ядро, застряв в борту, постепенно воспламеняло дерево – оно начинало тлеть и через несколько минут занималось огнем. Ситуацию кардинально изменили только пушки Пексана, посылавшие бомбы крупного калибра по настильной траектории. В русском флоте эти пушки называли «бомбическими» – они разнесли при Синопе турецкую эскадру за рекордные полтора часа.

И уж никак не могли дубовые борта британских линкоров противостоять снарядам длинноствольных пушек Канэ – особенно когда снаряды эти пущены с убийственной дистанции в полтора километра.