Не веря своим ушам, однако вынужденный признать правоту фотографа, не от присутствия даже логики в его словах а скорее из-за убедительности, с какой эти слова рождались, сержант распрямил плечи и взглядом Тамирлана, взвешивающего на глаз опасность вражьего сброда, окинул ряды с мелкими зачаточными кисточками винограда, что скрывались под материнской ладонью трепещущего на ветру листа.
– Что-то я не соображу, землячек… Какого тут..? – вопрос не застал Гуляева врасплох и ответ у последнего был уже на языке.
– Погляди на поле – помедлив входить в узкий зеленый подвижный коридор, Гуляев обвел объективом от края до края его, целясь в неизвестную мишень – Видишь хотя бы одну голову?
Пауза. Натруженное сопение за спиной. Смотрит – решил Гуляев и вторгся в царство лозы с канатными дорожками переливающихся на солнце паутинок.
– Нет, не вижу – услышал он позади раздраженное волнение – Не рассмотрю ни единого болвана! Эй, да где они все?
– Тише – обернулся к солдату Гуляев и жестом приказав тому молчать, поманил за собой, пригиная сутулую спину. Золотая цепочка выпала из-под воротника и свободно раскачивалась теперь под подбородком фотографа – Мне кажется я знаю где они.. Только кажется..
– Так где же? Где же, твою мать?!
– Там, чуть дальше – Гуляев махнул рукой в направлении своего крейсером следовавшего во флагмане всего тела носа.
– Постой – позвал его гвардеец – Я не могу оставить грузовики.
– Ну так иди назад.
Остановившись, не разберясь на перепутье долга и мучительного интереса, солдат решил шагать за торчащими через рубашку лопатками. Миновав десять метров, они наткнулись на одиноко брошенную лопату. Несколько свежих, недавно оборванных листьев, будто рассыпанными салфетками, пытались прикрыть наготу ее отполированной рукоятки.
– Лопата! – произнес голос за спиной.
– Пш-ш-ш.. тихонько!
– Нет, это НАША лопата – уверенно повторил голос и Гуляев решил что больше не станет беспокоиться про предосторожность .
Уйдя довольно далеко в поле, тихонько крадучись по ряду прикрывавших их кустов, эти двое продолжали бы преодолевать сырость во впадинах земли и дальше, отгоняя мошек и снимая с лица налипшую паутину, как вдруг Гуляев поднял руку и ноги стали.
– Стоп. – сказал он. А точнее даже не сказал а прошептал – Слышишь?
Армейский, пригинаясь точно как и газетчик, повторяя все его движения, напряг слух и потупив на минуту взор, чтобы придать силы другому органу головы, помотал, наконец, ею отрицательно.
– Ни хрена, брат – сознался солдат и стал ждать что скажет худой прыткий фотограф.
Прислушавшись снова, но уже более долго, до того что заныли ноги в коленях, Гуляев указал пальцем вправо, куда-то на одинаково бесконечные зеленые стены.
За мной – хрипнул Гуляев, перелезая через проволоку, тараном раздвигая царапающие по лицу и рукам ветви. Подтянув застрявшую ногу, через минуту он был уже на ряду справа.
Новый знакомый Гуляева, одной рукой придерживая берет а другой автомат на плече, последовал его примеру, однако, отгибая ветки, все-же таки сбил берет, зацепив об одну из них и долго негромко чертыхаясь, попав к Гуляеву, обтрясал с него мелкий мусор и пыль.
Продержавшись на новом месте не более двух минут, Гуляев потащил безропотно следовавшего за ним солдата в следующий ряд справа, а затем дальше, в другой, пока вторгнув голову с сухими листьями в волосах в новую изгородь и намереваясь уже основательно помять несчастный виноградник, он не отпрянул назад, чуть не сбив с ног подхватившего его под руки гвардейца и подал тому знак действовать чрезвычайно тихо.
– Здесь! – прошептал Гуляев на ухо бритоголовому парню – В следующем ряду! – и пометил пальцем то место, куда только что безрассудно сунулась его собственная черноволосая голова.
– Что там? – задал вопрос гвардец, помогая Гуляеву сдержать равновесие.
– Ноги – последовал ответ.
– Ноги?!
– Тише! – встав прочно, Гуляев поднял камеру и шагая на кончиках пальцев ног с мышиной осторожностью, вновь приблизился к сетке лозы и медленно отодвинул, выстраивая для объектива оконце, веточку. Под его правым локтем протиснулась, выбрав точку обзора, блестящая, с выпиравшими ушными раковинами, голова оставленного на хозяйстве бригадой охранника.
В высоких шнурованных ботинках, точь в точь как у него самого, ноги развалились на земле, чуть левее их лиц, предстоящего ряда, тогда как тело владельца ног было скрыто объявшей его с обеих сторон с готовностью гейши растительностью. Человек, лежавший недвижимо, точно бы устроился отдыхать в шезлонге, весьма, впрочем, не комфортабельном – выбранная им поза подставляла солнцу жечь одетую в камуфляжную форма спину а голова пропадала, свешиваясь где-то с другой, недоступной взору стороны.
Гуляев навел на полтела объектив и повращав двумя пальцами, выискивая резкость, надавил на кнопку, отчего раздался короткий жужжащий щелчок. Камера засняла неподвижные ноги.