Крымские истории

Он, как мог, свернул этот разговор и перешёл на другие, менее рискованные и ничему не обязывающие, светские темы.

В ходе разговора выяснилось, что она в Крыму – первый раз и нигде ещё не была.

– Хотите, я покажу Вам Крым? Тем более, что машина ко мне приставлена, так что проблем никаких. Согласны?

И он тут же, на листе бумаги, размашисто написал: Севастополь, Форос, Никитский Ботанический сад, Феодосия – галерея Айвазовского, Керчь, Воронцовский дворец, Бахчисарай, Херсонес, Балаклава, Алушта, Евпатория.

– Ливадию мы посмотрим с Вами вместе, здесь.

Удовлетворённо заключил:

– Ну, хотя бы это. Вы согласны?

– Да, да, я буду очень рада – всё это увидеть… я просто мечтаю.

Испытывая необъяснимое волнение, утром, прямо у двери корпуса, где они жили, он, усаживая её в машину – подал руку, открыл дверцу.

И почувствовал такое сильное желание – эту руку не отпускать, что даже сказал водителю:

– Александр Петрович! Мы вместе сядем, сзади, а то неловко даму оставлять одну…

Впечатлений от поездки в Севастополь было столько, что она вся светилась. Посетили они набережную, возложили цветы к памятнику адмиралу Нахимову, побыли в Храме-усыпальнице адмиралов, как обиходно называли Владимирский собор. Съездили к Пантеону Героев первой обороны Севастополя и побыли, в столь необычном, словно курган над братским захоронением, Николаевском Храме. Трепетно разглядывала она батальные сцены в Севастопольской панораме и диораме.

Он везде её фотографировал и в этот же день, вечером, вручил ей множество фотографий, которым она очень обрадовалась:

– Спасибо Вам, покажу у себя в Центре, родству – не поверят. Спасибо.

И не торопилась убрать свою руку – из его горячих и сухих пальцев, когда он проводил её до номера.

Но к себе не приглашала. Не настаивал и он на этом…

Так шли дни. Он за стол даже не садился и его рукопись сиротливо дожидалась своего часа.

Она уже не ставила условий, не протестовала, когда он её приглашал в ресторан.

Там и произошла его вторая встреча с тем мужчиной, от нападок которого он защитил незнакомую ему, в ту пору, женщину.

Тот, видно, выследил и ждал их. Ждал с таким угрюмым выражением лица, что было видно – ссоры не избежать.

Она торопливо стала искать руку Владиславлева и сильно сжала её в своих маленьких ладонях, прижав к груди.

Во взгляде её было столько мольбы: «Давайте уйдём отсюда!»

– Успокойтесь! Вы же со мной, Вам – совершено нечего опасаться.

И он провёл её за столик, у окна, посадил спиной к выходу, чтобы она не видела своего старинного знакомого.

Но тот долго ждать себя не заставил.

Как только оркестр заиграл танцевальную мелодию, подошёл к их столу и развязно, качаясь на ногах, обратился к нему:

– Ну, что, любезный, Вы позволите пригласить Вашу даму, (он сделал особое ударение на слове «Вашу») на танец?

– А моя дама – с такими паяцами, как Вы, не танцует.

И дёрнув его за рукав, заученным приёмом, одними пальцами, заломил руку того так, что он посинел от боли, его лицо исказилось, на нём выступили крупные капли пота.

– Вон отсюда и больше никогда мне не попадайся, убью, – тихо проговорил Владиславлев, прямо в ухо этому искателю приключений и оттолкнул его от стола.

Слёзы полились из её глаз. В них был и стыд, и благодарность, и смущение, и гордость его поступком.

И он, заметив все её чувства, просто и без любой рисовки, сказал:

– Всё, проехали. И если Вы, когда-либо об этом… скажете хоть слово, вспомните, я… я обижусь на Вас. Мало ли чудаков на свете? Давайте ужинать.

И они, весело и непринуждённо, стали обсуждать прожитый день и ту массу впечатлений, которые на них обрушились.

А когда оркестр, вживую, заиграл вальс, он обратился к ней:

– А мне, в вальсе, не откажете? Можно Вас пригласить?

С каким же упоением она отдалась танцу.

Танцевать она любила и умела. И вскоре уже весь зал заинтересованно наблюдал за такой красивой парой немолодых уже людей, которые так красиво вальсировали. Сегодня молодые люди так уже не танцуют.

И когда он, в завершение танца, встал на левое колено, не выпуская её руки из своей, и она, грациозно вальсируя, прошла кружок вокруг него – зал дружно зааплодировал.

Он, поднявшись с колена, с чувством поцеловал её руку и не выпуская из своей, повёл к красиво накрытому столу.

Глаза её лучились от счастья. Она словно помолодела на два десятка лет и казалась ему сейчас, в эту минуту, совершенно юной и так стремящейся к счастью. И его, в полной мере, заслуживающей.

***

Она не отказалась в этот раз посетить его «берлогу», как он называл свой номер.

Роскошный, двухкомнатный полулюкс, было видно – её поразил.

Поразил не мебелью, не коврами, а тем порядком, который характеризует каждого живущего – сразу с порога.

Даже на столе ни одна бумажка не лежала вне этого порядка, который стал, видно, сутью жизни её знакомого.

Он усадил её в удобное кресло, извлёк из холодильника бутылку сухого вина и наполнил бокалы.

Сам же просто, без рисовки, сел у её ног, прямо на ковёр и пронзительно глядя ей в глаза, произнёс: