Крымские истории

Почему-то именно они казались мне более непривычными, нежели Золотая Звезда Героя, которая у встречавших меня однокашников вызвала чувство высокой гордости за своего товарища, и они, не скрывая своей радости, без команды, но дружно закричали:

– Ура! Ура, Герою! – как только я показался из вагона поезда.

Очаровательные девушки поднесли мне хлеб-соль, другие – массу цветов, которые я тут же передарил – каждой из вручавших ему нарядные букеты.

Они смущались, но с радостью приняли эти цветы и как-то дружно вздохнули, проникновенно глядя на понравившегося им молодого генерала одинаковыми глазами незамужних женщин.

И я, принимая все эти почести и считая их не вполне мною заслуженными, всё показывал руками на своих товарищей, на яркую ещё, но уже отцветающую броской женской красотой свою любимую классную руководительницу – Тамару Кузьминичну Кольцову, которая в школьные годы относилась ко мне даже более, нежели дружески.

И я это чувствовал. Это было не материнское чувство, нет. И она знала это сама и всегда злилась на себя, если задерживала свой взгляд на одухотворённом лице талантливого, необычного юноши.

Единственный раз, когда я приехал в отпуск на встречу выпускников, она меня обняла и, не таясь никого, в первый и последний раз в жизни, поцеловала нежно и страстно.

И я это почувствовал. Вздрогнул. Покраснел. И потянулся, ответно, за её такими красивыми и свежими губами.

Но она положила свою ароматную ладонь на мои губы и только прошептала:

– Не надо, родной мой. Не надо. Прошла моя весна. Старая я уже для тебя…

Так и осталась между нами эта тайна. Но мы её не стыдились и бережно несли по жизни и всегда помнили. Оба.

Мне даже казалось, что это чувство помогало в жизни, полной опасностей, хранило в непростых испытаниях судьбы.

И сегодня, когда прильнул к руке любимой учительницы, она погладила мои густые волосы другой рукой и просто сказала:

– Ванечка! Как же ты возмужал. Ты уже не тот мальчик, которого я помню и люблю – до сей поры люблю…

И она бережно дотронулась до моих погон на мундире, на минуту – до Золотой Звезды и сказала:

– А теперь – иди, а то на меня твои ребята будут обижаться. Иди, иди, мой родной, тебя ждут…

Был долгий и добрый вечер. Много говорилось речей, каждый вспомнил – самое яркое и запомнившееся за долгие годы детдомовского братства.

Почти под утро все разошлись. Военком предлагал остановиться у него:

– Жена будет рада. И ребятишки. Да и места хватит.

Но я предложения не принял, отказался от машины и пошёл в гостиницу.

И выпроводив, наконец, друга-военкома, дав тому слово, что завтра непременно приду в гости, остался в номере один.

Через открытое окно и балконные двери слышна была ночная жизнь моря, морского порта.

Как-то настырно, но приглушенно, словно учитывая близость жилых домов и утреннюю пору, покрикивали корабли.

Я вышел на балкон, выкурил сигарету и, уже не раздумывая, решительно направился из гостиницы.

Ноги сами шли привычным маршрутом, сознание даже и не включалось.

И уже через несколько минут – я был на знакомой улочке.

Мало что переменилось здесь за долгие двадцать лет. Да, двадцать лет минуло с той поры, как я был здесь в последний раз, сразу по завершению училища.

Только напротив дорогого и памятного для меня дома появилась детская площадка, под пластиковым навесом.

Я туда и направился. Сел на скамейку и, учитывая раннее утро и отсутствие детишек на площадке, закурил.

Пожилой уже дворник, с недоумением поглядывал на генерала, который недвижимо сидел на скамейке, фуражка лежала подле него, а густые, но совершенно седые волосы его – растрепал утренний ветер и тихонько играл ими.

И, вдруг, на втором этаже дома, который дворник знал, как свои пять пальцев, открылось окно.

Он знал, что там живёт учительница музыки, маленькая приветливая женщина, с гордо посаженной головкой, волосы на которой уже щедро выбелила седина.

На глазах дворника она превратилась из жизнерадостной, искромётной девушки, которая с утра до ночи играла на пианино, и дом к этому привык, никто не протестовал, в молчаливую, но неизменно вежливую даму.

Если случались дни, когда музыка не звучала, все жители дома начинали волноваться и переживать за неё – все знали, как несладко живётся этой милой женщине.

Муж постоянно пьянствовал, устраивал какие-то сцены, даже говорили, что был скор и на руку, так как она нередко искала защиты и пристанища у знакомых с маленьким сыном.

А несколько лет назад её муж, будучи пьяным, сел за руль автомобиля и разбился насмерть.

С той поры рояль в этом доме почти не звучал. Только какие-то скучные и обязательные музыкальные пьесы детей нарушали тишину, так как все знали, что иного источника существования у этой женщины нет и она подрабатывает, обучая школьников на дому игре на рояле.

А вот сегодня – дворник даже неслыханно удивился: в ранний утренний час из окон полились звуки любимой и им мелодии.

Он даже не знал, как называется эта музыка, но так её любил, его старое и невзыскательное сердце волновали эти светлые и торжественные звуки.

Он даже перестал мести тротуар и, опёршись на метлу, застыл на месте.