Крымские тетради

Дед был так непосредствен, что и подумать было невозможно о каком-либо розыгрыше. Но он разыгрывал. Не знаю точно, какие только слова он говорил, но помню: здорово напугал Мамута. У того не выдержали нервы.

Вдруг он остановился на середине тропы, быстро сбросил с плеча полуавтомат, но Кравченко наставил на него карабин.

— А ну не смий!

— Это почему же?

— Не смий! Стрелять буду.

Камлиев чуть наклонился, а потом с молниеносной быстротой подмял деда под себя.

— Встаньте, Камлиев! — пистолет Домнина смотрел на него.

Мамут поднялся, не спеша стряхнул с себя снег.

— Он меня предателем назвал, товарищ комиссар! Я не могу позволить… А все получилось от болтовни старого дурака, могло получиться! Это же первый трепач, хвастун. Он меняется, как хамелеон.

Дед действительно изменился. Побагровевший, с налитыми кровью глазами, он подошел к Камлиеву:

— Брэшешь! Тэпэр я з головою. Мэнэ за язык даже нэ наказувалы, а шоб я потим болтав?! Ничего звалюваты! Сам усэ кузнецу выдав.

Домнин в это время упорно возился с ватником Камлиева.

— Зачем пиджак портите, товарищ комиссар? Пригодится! — запротестовал тот.

— Ничего, залатаешь. — Комиссар продолжал тщательно рассматривать каждую складочку. Вдруг он поднялся, шагнул к Камлиеву. — Есть! Попался, сволочь!

Лицо того стало неузнаваемо.

— Читай! — Домнин передал мне тоненькую, свернутую в трубочку бумажку. В глаза бросилась большая фашистская свастика. Это было удостоверение, выданное Мамуту Камлиеву гитлеровской контрразведкой.

— Грубая работа! — крикнул Домнин. — Не новая. Они всех предателей снабжают такими документами…

— Теперь давайте рассказывайте, — приказал я Камлиеву.

После длительного молчания он решительно поднял глаза.

На допросе мы узнали подробности о его предательстве.

Мамут Камлиев — виноградарь. Воспитывался в богатой семье. До коллективизации отец Мамута был фактически хозяином села. Сам он учился в школе, а вечерами корпел над Кораном. Получил высшее образование в сельскохозяйственном институте.

Началась война. Мамут сумел увильнуть от призыва в армию и устроился в истребительном батальоне. Когда на базе батальона сформировался партизанский отряд, Мамут попал в лес.

Он тщательно собирал сведения о том, как гитлеровцы относятся к дезертирам, и, найдя удобный момент для отлучки, сам отправился к ним.

В Коккозах, в Юсуповском дворце, тогда располагалась специальная контрразведывательная часть майора Генберга.

Камлиев был принят самим майором.

— Гутен таг, герр майор!

— Мираба, мурза!

Они могли изъясняться на двух языках.

Мамут Камлиев обстоятельно изложил цель своего прихода.

На этом свидании Мамуту Камлиеву было предложено выдать партизанский отряд, а самому, оставаясь в партизанах, работать на майора Генберга.

— Ваш отец получит все свои двадцать гектаров виноградника. Потом помните: мы возьмем Севастополь, и вы свободны. А Севастополь мы возьмем!

Камлиев согласился.

Генберг разбрасывал широкую сеть агентуры специально для связи с Камлиевым, а тот пока выжидал… Участвовал в операциях, даже делал видимость, что смело бьет фашистов.

Его чрезвычайно устраивал дед Кравченко. Простоватый, добродушный, немного болтливый старик был неплохой ширмой для шпиона.

Прошло довольно много времени, пока Генбергу удалось установить связь с ним.

— Вы взвалили вину на Кравченко? — допрашивали мы.

— Я подсказал Иваненко, что дед болтал лишнее.

— Вы выдали партизан Севастопольского отряда на базах?

— Нет, об этом я ничего не знал.

— Вы встречались с Генбергом лично после вашей вербовки?

— Да, встречался. В Маркуре и в доме кузнеца, на окраине Коккоз.

— О выходе связи на Севастополь вы предупредили?

— Да, я сообщил о выходе связи на Севастополь и указал намеченный район перехода.

— А о новом выходе Маркина вы знаете что-нибудь?

— Догадывался. Но куда ушел Терлецкий с Маркиным — не знаю.

— А о нападении, которое мы готовили на продовольственные склады в Юсуповском дворце, тоже вы сообщили?

— Я.

— Каким образом?

— Я напросился на эту разведку, хотя Калашников долго не соглашался. Я уговорил, доказал, что лучше меня никто этого не сделает. В доме кузнеца, пожимая ему руку, я передал заранее приготовленную записку.

— Почему вы, зная о готовящемся нападении на нас, подвергли себя опасности быть разоблаченным или убитым во время боя?

— Немцы должны были выступить в пять часов дня, к моменту выхода на операцию, но выступили немного раньше. Я не успел своевременно уйти.

— Вам известны силы, направленные против нас в данном наступлении, и его продолжительность?

— Нет, этого я не знаю. Знаю только, что наступление будет решающим.

Больше Камлиев ничего сказать не мог.

Мы расстреляли его тотчас же. Не мешало бы, конечно, сохранить предателя для дальнейших допросов, но трудно сказать, как сложатся наши дела завтра, может еще убежать.

35

Десять суток, десять страшных суток, десять дней и десять ночей. Они никогда не забудутся.