Крымские тетради

Комиссар с удивлением посмотрел на Македонского: почему так легко соглашаешься?

Македонский дал капитану опытного проводника, пожелал доброго пути.

Комиссар сказал:

— Слишком горяч.

— Но не из тех, кто с пустыми руками приходит, — заметил Македонский.

Через два дня Семенов вернулся, троих в отряд не довел — убили каратели.

Но Семенов не успокоился, стал подбивать Сизова походом идти под самый Бахчисарай. И Константин Николаевич пошел бы, да кое-что помешало.

3

Задождило. И льет, и льет — сухого места не найдешь. Плащ-палатки повздувались, шуршат.

У костра, бездымного, но жаркого — граб палят, — сбилось с десяток бахчисарайцев. Ближе к огню распаренный Иван Иванович Суполкин — дорожный мастер, друг Македонского.

Рассказывает с захлебом:

— Топаем, значит, а он как даст разрывными. Амба — думаю! Шурую, а селезенка… Весь стал деревянный, негожий. Мамочка моя!

Сидельников — пожилой, морщинистый, сонноглазый, — кротко улыбаясь, перематывает бинт.

— Вон глянь, как шибануло осколком из разрывной… Сидельник, покажь, покажь…

Сидельников улыбается: трави, Иван, время есть!

Ничего особенного не происходило: облазили долину, понаблюдали, а потом немцы их погоняли. Руку поранил, когда сигал с обрыва, — пришлось.

С мест повскакивали от неожиданной стрельбы за горой. Си дельников навострил свой «звукоулавливающий», встревоженно сказал:

— Никак в Бия-Сала! Точно!

Прибежал Македонский:

— Суполкин и Сидельников! Выяснить!

Отряд по-боевому собрался, готовый на марш, на бой — на что прикажут.

Стрельба продолжалась, но отходила в сторону яйлы и понемногу затихала.

Возвратился Суполкин. Возбужденно докладывает:

— Кавардачок получился — пальчики оближешь! То морячки дали жару!

Обычная история тех дней: взвод матросов выходил из окружения, наголодался и по пути в Севастополь решил заглянуть в деревню Бия-Сала. А там стояли немцы, вот и схлестнулись.

Врага поколошматили, прихватили овец — и в горы…

— Где Сидельников? — забеспокоился Македонский.

— Морячков в долину выводит.

Сидельников вернулся попозже и отвел Македонского в сторону. Что там он говорил Михаилу Андреевичу — неизвестно, но Македонский прямо-таки зажегся от его слов, подошел к комиссару и, энергично размахивая руками, стал доказывать: так, мол, и так…

Накатывался вечер, дождь пошел на убыль, в речушках и буераках рвалась вниз мутная вода, унося палую листву.

Появились в лагере Сизов и Семенов. И они были в необычно собранном состоянии.

— Миша! — на ходу крикнул Сизов. — С полсотни ребят мне подбери!

— На Бия-Сала, да? — ахнул Македонский, по-видимому подумав о том, как порой все сходится в одну точку.

— Что мне твоя Бия-Сала! Нас в Ауджикое ждут! Вон у капитана спроси!

Оказывается, командир отряда и капитан наблюдали за селом, что лежит поближе к Бахчисараю, почти в центре Качинской долины. Туда сходится немало дорог. Так вот, в Ауджикое два эскадрона румынской кавалерии. Охрана тяп-ляп; когда в Бия-Сала поднялась стрельба, то драгуны Антонеску заметались по кривым улочкам и долго не могли собраться под руку своих командиров.

Капитан Семенов лаконично подтвердил:

— Войду, расколошмачу, и дело с концом. Там растяпы!

Македонский молчал.

Семенов очень настойчиво:

— Да вы что: в куклы играть пришли?! Под Севастополем кровь, а в-вы-ы!

Капитан как бы с огнем в сердце жил: сгорал на глазах, высыхал, как щепка на солнцепеке.

Сизов покосился на комиссара:

— А ты?

Черный надеялся главным образом на Македонского. Правда, тот ничего выдающегося еще не совершил, но комиссару он нравился.

Комиссар ждал последнего слова Македонского, — собственно, он знал его: доклад Сидельникова был ему известен.

Македонский категорически не согласился с планом Сизова. Он знал упорство командира, но решил взять логикой. Доказывал: в Ауджикой войти войдем, но не выйдем. Уже через полчаса нас окружат. Отряд еще ни одного партизанского боя не провел, зачем жить по правилам «первый блин комом»?

Другое дело удар по Бия-Сала! Немцы уже побиты моряками, но главная суть не в этом, а в том, что проводник есть замечательный, Сидельников, сам бия-сальский предсовета. Он проведет ударную группу через сад прямехонько на фруктовую базу, а там и немцы.

— Надо первый удар выиграть во что бы то ни стало! Дозвольте мне, и я его выиграю.

Капитан Семенов был неудержим, но солдатский нюх его выручал. И сейчас он заставил себя вслушиваться в убедительные доводы Македонского, хотя и относился к его военному мастерству недоверчиво: ведь бухгалтер! Но тут прикинул: «А что, налет на Бия-Сала может получиться!»

— Дело говорит! — крикнул он. — Давай добро, Константин Николаевич!

…Полночь, небо беззвездное. На вершине горы Петушиной — Сизов, Черный, Македонский.

Внизу, где ревмя ревет бурная Кача, лениво постреливают.

Зябко жмется к скале Сизов, комиссар поглядывает на фосфоресцирующие стрелки часов: уже пора, пора!

Тяжелые взрывы — их было несколько — словно рашпилем продрали ночь. И огненные столбы! Один, другой, третий…

Македонский по-мальчишески подскочил:

— Дает капитан!