Крымский Джокер

сокому небу. На застывшей снеговой корке плясали гигантские тени, которые отбрасывал

оживший в порывах ветра древний лес.

И тут случилось что-то невероятное – у Лиды запекло глаза… Она с удивлением подне-

сла средний палец к веку и посмотрела на мокрый след. Последний раз она плакала сорок

лет назад, когда двое, одуревших от наркоты, зечек изнасиловали её в красноярской зоне.

Афанасьева сжала пальцами виски и в прояснившейся голове стали привычно проступать

практичные мысли.

«К чёрту всё… Зима ранняя в этом году. Пожалуй, пора и в Крым… Может, Глеб какую

идейку подкинет. Прямо сегодня из Борисполя и полечу. Как раз там до обеда два рейса

на штаты уходит. Может, напоследок и встретимся с этим… - ей опять припомнился Бо-

рис, – …с крестником…».

Она глянула на часы. Было полтретьего утра. Приняв душ и приведя себя в порядок,

Лида сложила свои вещи в небольшую сумочку, и забрала со стола ноутбук Бориса. Его

дорожный дорогой несессер брать не стала – просто убрала под кровать. Потом тихо под-

нялась в охотничью комнату, где остывал потухший камин и, стараясь не шуметь, стала

заваривать себе крепкий чай.

Не успела она, примостившись в кресле-качалке, сделать первый глоток, как дверь откры-

лась и на пороге появился заспанный Ломакин в спортивных штанах и шерстяной

тельняшке с длинными рукавами. Он подошёл к буфету, взял чистую кружку и плеснул

себе из самовара чайку.

- И мне не спится, Лидушка… Я посижу с тобой – не возражаешь? Слышишь, – он кивнул

на окно, - разгулялась непогода…Охо-хо…

И Василий Иванович, придвинув к столу кресло, стал осторожно прихлёбывать горячий

ароматный чай. Лида молча курила, глядя на своё отражение в сверкающем самоваре. Так

они просидели минут с десять под стук напольных часов, прислушиваясь к порывам ветра

за обледеневшими окнами. Иваныч тоже закурил и первым нарушил тишину:

- Недоглядели мы чего-то с тобой, Лида Петровна. Не по зубам нам этот орешек, как ты

думаешь? Уж на что Мюллер ушлый, а и тот сказал мне, что скорее всего этот Карытин на

дно ушёл, и теперь не скоро проявится, – дед задумчиво почесал переносицу. - Если зав-

тра, вернее уже сегодня, не возьмём его по горячим следам – пиши, пропало.

Афанасьева ничего не отвечала. Ломакин продолжил рассуждать как бы сам с собой:

- Хлопцев жалко. Колька Барышев неплохим бойцом был. И, надо же, представь себе, Ли-

дочка - влюбился в малолетку эту! А я-то грешным делом думал, что он только в саунах

может девок драть. Смотри-ка, цветы ей каждый день дарил - каково, а, Лида? Пацаны

трут меж собой, что даже стихи пыжился писать. И это при пяти классах образования - со-

всем обезумел парень! И знал ведь, что я не терплю все эти его выкрутасы – всё равно,

почитай, кажный день в школу за ней приезжал…

Гриб глубоко вздохнул и продолжил:

- Ну, Санька – тот, конешно, похуже будет. Злющий был, прости господи… И крови на

нём… - Ломакин негромко цокнул языком. – Но тоже нужный был пацан. Не продаст ни-

когда, и глотку при случае любому за меня порвёт. Теперь, уже правда, навеки успокоился

наш Саныч… Надо будет их рядышком положить. Родни у ребятишек никакой – только

Колькина девчушка, может, поплачет. Да и то - забудет скоро. Молодёжь нынче недалёкая

растёт - одним днём живут.

194

Лидия Петровна оторвала взгляд от самовара и зло посмотрела на опустившего голову

старого вора:

- Хватит панихиду справлять, Гриб! Развёл тут слякоть, - она поморщилась. - Вот что - я

сегодня улетаю в Симферополь. Но это после обеда. Так что потом, в аэропорту, обо всём

повздыхаем - времени у нас хватит.

Она резко встала и подошла к Ломакину.

– Ты, Гриб, думай лучше на чём и с кем в Борисполь ехать. Рейс на Амстердам в семь ча-

сов тридцать минут. Значит, нам в пять там надо быть. Времени-то на сборы осталось… –

она посмотрела на часы, – двадцать минут.

Ломакин с какой-то неуместной жалостью глянул на Лидию Петровну и подумал :

«Да…Эта черноглазая ведьма просто отлита из металла. Из дьявольского жёлтого метал-

ла».

Он потянулся, хрустнув суставами и, поднявшись, сухо сказал:

- Через полчаса и поедем. Втроём. Я, ты и Мюллер. Двое наших там уже пасуться с вече-

ра. Всё. Встречаемся во дворе.

Через двадцать пять минут в холодную тёмную ночь из ворот мрачного особняка выкатил

джип. За рулём сидел невозмутимый Мюллер. Дедушка Гриб и Лидия Петровна располо-

жились сзади. Афанасьева открыла новую коробку конфет «Рафаэлло» и протянула Васи-

лию Ивановичу:

- Будешь?

Тот отрицательно махнул головой и стал устало смотреть на проносящиеся за окном де-

ревья. Так, в полной тишине ехали минут двадцать. Когда за окошком джипа стали мель-

кать первые спящие киевские многоэтажки, дедушка Гриб согнал с себя дрёму и скосил

глаза на жующую конфеты Лиду.

Он опять с нарастающей неприязнью подумал: «Вот стерва… Помощника её ухлопали, к

которому, она кажется, неровной старческой любовью дышала, а ей хоть бы хны! Сидит

как истукан, и жрёт свои цукерки… Хотя какая у Железной Лиды может быть любовь!

Мне про неё ещё лет пять назад старый кидала Гудрон рассказывал – баба, говорит, кре-

мень. И заговорённая. Посмотрит на тебя косо – и заказывай музыку…»