Павел засопел, но промолчал, так как понимал, что капитан прав. Они едва остались живы, если бы не реакция командира и его дерзкая выходка с заложником — немецким генералом, то они сейчас бы умирали от пыток в гестапо. Только благодаря его хладнокровию и мгновенной реакции они ушли от десятка автоматчиков СС, смогли незаметно спуститься к подножию Голубой гряды. Поэтому своевольный ефрейтор принялся покорно выполнять приказ: он прошел, вытянув руки вперед, несколько шагов в направлении шума волн; затем опустился на колени и начал руками шарить по берегу, чтобы найти лодку или веревку от нее. Камешки впивались в ладони, от водной глади пронзало холодом до костей, но разведчик упорно шарил ладонями по каменному ковру. И без упреков командира он понимал, что опасность совсем рядом. Как только солнце осветит залив и гряду, немцы, скорее всего, снова примутся обшаривать окрестности в надежде, что советские диверсанты на ночь залегли в укрытие. Потому так торопится капитан, не обращая внимания на сильную усталость и отсутствие нормальной видимости: под покровом ночи у них есть шанс незаметно уйти из немецкого тыла.
— Есть! — раздался шепот командира, он нащупал нос лодки. — Сюда, Павел! Надо спустить ее на воду.
Вдвоем они быстро дотащили легкое суденышко до воды.
— Давай на весла!
Сам Глеб пробрался к носу, ухватил рулевое правило и выставил направление от берега. Пока Зинчук возился, прилаживая туго набитый бумагами мешок к сиденью, Шубин взялся за компас. Маленькая подрагивающая стрелка — это их надежда на спасение; опытный фронтовой разведчик умел ориентироваться по звездам, выстраивая путь, да только эта ночь была черна.
Глеб не сводил глаз со стрелки, он мысленно отсчитывал метры, отмечая ритм ударов весел по воде, сдвигал руль в нужную сторону и снова сверялся с компасом. С отсчета его сбил крик Зинчука:
— Вода! В лодке вода!
Командир приказал:
— Придержи весла, помалу греби! — и наклонился вниз.
Он так был увлечен прокладыванием маршрута, что не почувствовал, как в лодке стала прибывать вода. Его рука, опущенная вниз, почти сразу окунулась в воду, она медленно прибывала, грозя потопить суденышко прямо посередине пути домой. Шубин провел по деревянному дну рукой и нащупал несколько небольших, с монетку, отверстий, но все же этого было достаточно, чтобы утопить маленькое судно.
Зинчук нетерпеливо ерзал на своем месте, его сапоги были уже по щиколотку в воде:
— Ну чего там? Щели разошлись?
— Прострелили немцы, несколько отверстий от пуль в днище, — объяснил капитан. Он скинул сапоги и принялся вычерпывать ими воду. — Обувку снимай, надо воду со дна отчерпать. Попробуй заткнуть портянкой.
Они убрали основную часть жидкости, заделали маленькие пробоины портянкой, и вода стала прибывать не так быстро.
— На весла, быстрее!
Шубин снова ухватился за руль и направил суденышко к в сторону советской территории. Плыть стало чуть легче, порозовел горизонт, и стало понятно, в какую сторону им направляться. Но тем не менее берег был не виден. Вода потихоньку опять прибывала. И снова им пришлось поработать сапогами, лодка кружилась на месте без управления, пока разведчики старались исправить ситуацию.
Они успели проплыть с полкилометра, когда опять пришлось бросать весла и заниматься водой. Зинчук то и дело поправлял свой груз, чтобы не замочить важные бумаги. Шубин разогнулся и присмотрелся к серому очертанию вдалеке. Земля! Берег!
И он принял решение:
— Кажется, повреждения серьезные. У нас силы на исходе, надо как можно быстрее добраться до суши. Поступим так — я буду плыть рядом, чтобы сделать лодку легче, ты жми на веслах как можно быстрее к берегу. Видишь его?
Павел от усталости не мог даже говорить, он только угукнул в ответ. Хотя хотел возразить, что вода ледяная, а берег едва виднеется, но сил уже не было даже на то, чтобы шевелить языком. Он понимал, что командир прав, так они будут еще несколько часов кружиться практически на одном месте, то хватаясь за весла, то принимаясь отчерпывать воду. И сейчас Шубин опять рискует, чтобы спасти Пашке жизнь. Но от холода, одурманивающей усталости молодому разведчику хотелось лишь упасть на дно и уснуть, пускай даже в холодной воде. В голове будто каша, и руки были словно чужие, с трудом поднимали и опускали весла.