Крымское зарево

Глеб бежал со всех ног, не обращая внимания на ветки и сучки, которые рвали на нем одежду, били по лицу. Рядом шумно дышал Пашка. Парень задыхался, бежать ему было неудобно, но он так и не выпустил из рук папку с крупной надписью: «Kinder» [10]. Они петляли между деревьями, казалось, что от быстрого бега сейчас лопнет грудь. А в голове стучала лишь одна мысль — быстрее, быстрее! Вдалеке начиналась охота за ними: звучали выстрелы, крики эсэсовцев, которые бросились прочесывать лес.

Небольшой отрыв в пару минут дал разведчикам шанс добежать раньше гитлеровцев до Голубой гряды. Здесь Павел на несколько секунд замешкался — сунул бумаги в мешок из-под мин. Они вытащили из тайника веревку, воткнули крюк в землю, чтобы по веревке спуститься вниз и оказаться на узенькой тропинке, в скале. Наверху уже отчетливо звучали немецкая речь, крики и автоматная стрельба — немцы тщательно осматривали каждый метр своей территории в поисках беглецов.

Шубин вдруг резко натянул веревку, отчего крюк их снаряжения выскочил из мягкого грунта и улетел по камням в пропасть. У Пашки округлились глаза:

— Товарищ капитан, как мы теперь спустимся без него?

— Они по нему нас найдут! — зло бросил Шубин. — Заметят крюк с веревкой и будут обстреливать гряду вслепую или завалят гранатами. Живыми не выпустят.

— А как теперь спускаться? — Зинчук с ужасом опустил глаза вниз. Под ногами крутилась серой змейкой узкая тропинка между острых выступов, а рядом с ней зияла пустота с валунами на дне. Чуть качнись или поставь ногу неровно, сразу улетишь вниз, переломаешь все кости о сизо-голубые камни у основания гряды.

— Ногами, — сказал Шубин.

Он едва сдерживался, чтобы не заехать по уху своевольному ефрейтору. Тот все-таки умудрился напортачить, кинувшись собирать документы из канцелярии абвера. Только вот сам Павел вины не чувствовал, покосился с упрямым выражением лица, означающим только одно: если бы надо было повторить смертельно опасную выходку, то он, ни секунды не сомневаясь, сделал это снова. Ведь теперь за его плечами висел вещмешок с важными сведениями — списками детей, которых вермахт отправил в лагеря или немецкие семьи.

Над головой зарычали голоса на немецком, и следом вдруг с ужасным грохотом ударили автоматные очереди. Разведчики вжались всем телом в холодный камень, слились с серо-голубоватой грядой: неужели немецкие преследователи их все-таки обнаружили? Выстрелы, еще выстрелы! Автоматчики густым огнем прошлись по скалам под их ногами, эхо вторило им оглушительным грохотом по ущелью. Пули выбивали каменную крошку прямо над головами разведчиков, рикошетили с пронзительным визгом во все стороны. Один выстрел в цель, пускай даже случайный, и им не удержать равновесия!

Но огонь стих, смолкли голоса, значит, все-таки немцы расстреливали ущелье вслепую, в надежде, что заставят беглецов выдать себя. Шубин с Зинчуком не выдали себя, хотя эти четверть часа показались им вечными. Облегчение было коротким, теперь впереди их ждал страшный путь — по узкой тропке и осыпающимся под ногами камням. Глеб почувствовал, как уставшее от напряжения тело слушается его все хуже и хуже. Руки начали мелко дрожать, а ноги ослабели от бессилия. Он бросил взгляд на Зинчука, который шел следом. Лицо его, всегда ничего не выражающее от привычки сдерживать эмоции, сейчас будто окаменело. Павел пальцами нащупывал ямки и выбоины в скале, потом подошвой шаркал по тропинке и, только убедившись в безопасности, делал шаг. Перед ним капитан Шубин передвигался с величайшей осторожностью таким же способом.

Спуск казался им бесконечным. Солнце уже успело прокатиться по небу к горизонту, красным закатом окрасило на прощанье залив и скалы красной дымкой, а потом утонуло в свинцового цвета море. В узком полукольце из гор словно выключили свет, разведчики теперь не видели даже друг друга, только чувствовали тяжелое дыхание товарища рядом. Наконец ноги встали на твердую почву.

— Спустились! Мы внизу, товарищ капитан. В темноте и не видно, что мы уже доползли!

— Тише! — остановил его командир, эхо разносило по ущелью голос парня. Вдруг немцы оставили охрану и ждут, когда они себя обнаружат.

Но опасения его были напрасными, на пятачке было тихо. Глеб с трудом стоял на ногах. Глаза ничего не видели в кромешной тьме, различить можно было лишь границу между темным каменным берегом и серым морем.

— Ищи лодку! — приказал он напарнику.

Зинчук вздохнул:

— Может, хотя бы часик посидим, передохнем? Товарищ командир, ни рук, ни ног не чую, как деревяшки.

А тот наконец дал выход своей злости:

— Отставить, ефрейтор Зинчук! Нарушение приказа командира, создание смертельной опасности для разведгруппы! А сейчас еще и неповиновение командиру! Встать, приказываю отыскать лодку.