Гузель же, возвышаясь над ним верхом на Орлике, слушала его вполуха, более всего озабачиваясь высматриванием потенциальной опасности впереди и «по флангам», как учил отец. Слушая сбивчивое бормотание Юриста, ещё подумала, что, наверное, это нехорошо: она на лошади, а он, мужчина в возрасте, с рюкзачком за плечами, вынужден идти пешком, иногда переходя на мелкую рысцу, когда Орлик ускорял шаг. Но что делать? — не уступать же ему место в седле? Независимо от того, умеет ли он вообще в седле держаться, он наверняка не сможет, болтая, увидеть впереди опасность… Да, кроме того, это ведь не она к нему, а он к ней напросился в попутчики; и из-за него она плетётся так медленно, когда там, в Озерье, возможно происходят страшные события!
Через некоторое время он, Юрист, вынужденный покинуть несчастную деревню, оказался сначала в райцентре, потом, выяснив по какую сторону фронта он оказался, в Оршанске. Там, в одной из благотворительных волонтёрских организаций его, представившегося «беженцем «из самого пекла», окончательно отмыли; накормили и переодели, — это было несложно: тогда благотворительность как явление ещё существовала; достаточно было громко и с чувством проклинать «людоедский мувский режим, отнявший у него семью и надежду на лучшее будущее».
Там же, в благотворительной организации, ему выписали направление в один из сельхоз-лагерей под Оршанском и помогли с транспортом в этом направлении, — но он, будучи уже наслышан о порядках, царящих в лагерях, — это была совсем не вольница «коммун»; и, к тому же начиналась эпидемия, захватывающая почему-то именно большие скопления людей, — счёл за лучшее сбежать с машины во время одной из остановок, — и несколько месяцев, будучи уже опытным бомжом, выживал в брошенном придорожном домике, воруя еду по ночам с полей ближайшего сельхозлагеря.
Потом, судя по всему, лагерь умер.
Потом он познакомился с группой «этого дурака-историка Робеспьера»; и выживал вместе с ними, занимаясь, по сути, тем же, но «в коллективе»; живя голодно — особенно если вспомнить изобилие соседкиного погреба, — и подвергаясь незаслуженным оскорблениям от этих ничтожеств!..
В самом деле, — он считал, что корень их разногласий с группой «интеллигентных бомжей» в том, что они завидовали ему, так хорошо и удачно устроившемуся в той, в прошлой жизни. Наверняка никто из них не мог позволить себе купить с одной зарплаты посудомоечную машину и печку со стеклокерамикой. Отсюда и злобствования.
Вообще же он планировал теперь добраться до пригородов Оршанска, — там, он слышал от проходивших, есть, были крупные склады, охраняемые военными подразделениями. Некоторые из этих подразделений, несомненно, погибли от столь внезапно начавшейся и столь же внезапно кончившейся эпидемии, оставив после себя массу запасов. Конечно, соваться туда, где люди недавно вымерли от неизвестной болезни, опасно! — но… как знать, возможно, появятся какие-то варианты! В любом случае картошка и топинамбур декларирующего «возврат к природе» и «дауншифтинг» Робеспьера его больше не привлекали.
Что дальше?
В идеале, — этого он, конечно, Гузели не говорил, но эту сладкую мысль в глубине души лелеял, — было бы замечательно найти такой-то же вот брошенный или позабытый подвал с консервацией! Вот это было бы счастье! Ещё бы туда свет и тепло… Ну в самом деле! — должны же быть где-то брошенные подвалы с продуктами!.. Какие-нибудь магазины… склады… и чтобы никто на них не претендовал! Думая об этом он сладко, мечтательно улыбался.
Гузели же он рассказал, что, как говорили ему не раз проходившие по дороге, и ранее встреченные в фильтрационных пунктах люди, жить сейчас можно везде вокруг крупных городов, — главное не попадать в крупные людские скопления. Их почему-то сильнее всего выкашивало. Правда, в самом Оршанске выжившая Администрация под управлением Тимощенко упятилась в окружённые стеной Зелёные Зоны; и оттуда стреляют в каждого, кто попытается приблизиться к периметру. Значит есть кому стрелять. А в городе беспредел, — вернее, там идёт борьба за обезлюдевшие районы между Белой Кувалдой, Азотом и бандитами Креста, — это такой местный уголовный авторитет. Если ни во что не вмешиваться, то жить, говорят, можно. И ещё, говорят, люди живут в поездах, что замерли по всей линии между Мувском и Оршанском. А что? — там удобно. В каждом пассажирском вагоне какая-никакая, но печка есть. И купе, где можно сделать себе тепло. И в аэропорту живут — прямо в пассажирских самолётах… А ещё, рассказывали, что можно неплохо жить, если идти по деревням и сельхозкоммунам и рассказывать, что мы, мол, атомщики, идём с Запрошской АЭС, которую заглушили с риском для жизни, получив смертельные дозы радиации… В благодарность как бы, и чтоб скорей отделаться от «радиоактивных» всегда, говорят, продуктов дают! Это здорово! Только нужно технические детали знать, потому что можно на деталях и сыпануться — тогда побьют!..
ПУТЬ В ОРШАНСК. МЕНТЫ
Гузель остановила Орлика и прервала разглагольствования нового знакомого:
— Здесь свернуть надо, в обход!